Пьер Ренуччи - Клавдий. Нежданный император

Нарцисс предлагал Элию Петину, с которой мы уже встречались: напомним, что Клавдий был на ней женат, но развелся после падения Сеяна, с которым она состояла в родстве. Преимуществом Петины было то, что она являлась матерью Антонии — дочери Клавдия. Других детей у нее не было, а потому она наверняка не станет злой мачехой для Британника и Октавии. Не было ли у министра, предлагавшего возобновить прежний союз, какой-нибудь задней мысли? Весьма возможно, если принять во внимание еще одно обстоятельство. Эта Антония, которую мы покинули вдовой Гнея Помпея, убитого по приказу императора, к тому моменту вышла замуж за некоего Фавста Корнелия Суллу. Весьма вероятно, что Нарцисс намеревался сделать этого человека преемником Клавдия, чтобы потом передать власть Британнику по известной нам схеме. У этого человека было два преимущества: знатное происхождение и отсутствие отваги; последнее помешало бы ему не сдержать слово.

Однако победил Паллант, убедив Клавдия жениться на Агриппине. И на сей раз Тацит приводит истинную причину этого брака: поставить рядом с Клавдием внука популярнейшего Германика, будущего Нерона: «вполне достойно императорского семейства присоединить этого отпрыска знатного рода к потомкам Юлиев и Клавдиев». Совсем другое дело, не то что вульгарное брожение гормонов, о котором историк говорил вначале. Клавдию требовалось укрепить свою легитимность, поколебленную падением Мессалины, соединившись с могущественной семьей, поэтому он выбрал самую славную — в лице Агриппины. Мы уже говорили о первостепенной роли генеалогии в легитимности членов дома Юлиев — Клавдиев. Рассмотрим снова этот момент, чтобы лучше понять выбор Клавдия.

Во-первых, при выборе между Юлием и Клавдием римляне потянутся сердцем к Юлию: непопулярность «чистокровного» Клавдия Тиберия во многом основывалась на этом различии.

Во-вторых, поскольку у Августа не было сына, а только дочь, прямой ветви Юлиев по мужской линии не существует, только женская ветвь, давшая многочисленные отростки. У Августа была также сестра Октавия, от которой тянутся боковые ветви. Таким образом, есть Юлии по прямой линии, происходящие от Августа через женщин, и Юлии по боковой линии, происходящие от сестры Августа [16] Октавия не принадлежала к роду Юлиев в прямом смысле слова, поскольку Юлий Цезарь не удочерил ее, в отличие от ее брата. Она принадлежала к Юлиям лишь в том смысле, что входила в семью Августа. , причем каждый отросток этих ветвей либо родствен Клавдиям, либо нет.

В-третьих, из второго пункта вытекает, что мужчины из рода Юлиев — Клавдиев занимали место в иерархии в зависимости от того, кем была их мать. Лучше, если она «чистокровная» Юлия, передающая кровь Августа, а не «побочная» — от Октавии. Именно этой разницей можно объяснить, почему Калигула выиграл в споре за общественное признание у своего двоюродного брата Гемелла. Естественно, такое понятие иерархии нельзя воспринимать буквально: поскольку официально монархии не существовало, не было и династии, а следовательно, и династического порядка. Де-юре принцепсом мог стать кто угодно. Вот только легальность — это одно, а легитимность — совсем другое. А легитимность, то есть чувство, главенствовавшее в народе, в то время устанавливала именно такой порядок предпочтения, хотя и не требовала его непременного соблюдения.

В-четвертых, Клавдий, мать которого была Юлией из боковой ветви, являлся лишь боковым отпрыском рода Юлиев — Клавдиев, и его брак с Мессалиной не повысил его статус, поскольку она сама происходила от боковой ветви Юлиев — Клавдиев.

В-пятых, его сын Британник оказался в таком же положении, поскольку его мать принадлежала к боковой ветви.

Если поместить выбор Агриппины в генеалогический контекст, дело обретает совсем иной смысл. Представитель боковой ветви Юлиев — Клавдиев хотел укрепить свою легитимность с помощью Юлии из прямой ветви. А Агриппина II была Юлией вдвойне: по своей матери Агриппине I она происходила от Августа и приходилась ему правнучкой, но она была также и дочерью Германика, который даже после смерти не утратил любви римского народа. Напомним, что этот человек был обязан своей невероятной популярностью истории своей жизни, эпопее своего отца Друза и, конечно же, браку с Агриппиной I. Всё это заставляло забыть о том, что он происходил из боковой ветви Юлиев — Клавдиев. Последствием народной любви к Германику было то, что, несмотря на существование нескольких побегов от прямой ветви Юлиев, самым легитимным считалось потомство Агриппины I.

Женившись на Агриппине Младшей, Клавдий впитывал прекрасный сок древа Юлиев — Клавдиев, но этот сок мог отравить его собственную ветвь. Действительно, Агриппина попадет во дворец не одна, а со своим единственным сыном — будущим Нероном. Кошмар Мессалины готов был полностью сбыться: ее заменила самая славная из представительниц рода Августа, и теперь она будет проталкивать наверх своего сына, который наверняка затмит бедного Британника. Луций Домиций Агенобарб был старше, и кровь его была голубее, поскольку он получил ее не только от матери. По отцу юный Луций происходил от Октавии, а потому был связан с боковой ветвью Юлиев и одновременно с древним патрицианским родом Домициев Агенобарбов, из которого вышли семь консулов, два цензора и один триумфатор. Подведем итог: Юлий по прямой линии через мать, Юлий по боковой линии через отца, внук Германика, да к тому же Домиций. В общем, Луций выглядел самым славным отпрыском императорского дома.

Однако на пути честолюбивых устремлений Агриппины возникло одно препятствие: она приходилась Клавдию племянницей, а брак между столь близкими родственниками был запрещен законом. Но, как мы уже видели, закон, даже божественный, — что дышло, особенно когда на кону интересы государства. Храбрый Вителлий, добившийся чести разуть Мессалину и поцеловать ее сандалию, теперь счел уместным выслужиться перед Агриппиной. Он был тогда цензором наряду с Клавдием и воспользовался этой престижной должностью (заключавшейся в том числе и в надзоре за общественной моралью), чтобы выступить в сенате с речью в пользу этого брака. У Агриппины были сторонники в сенате, и уж во всяком случае сенаторы не имели ни малейшего намерения идти ей наперекор. Нашлись люди, организовавшие «стихийную демонстрацию», чтобы убедить Клавдия в том, что закон на его стороне, и сказать, что если он не хочет, его заставят. Разыграть эту комедию оказалось тем проще, что столичный люд благоволил Агриппине и ее сыну. Тогда Клавдий охотно поддался на любезные уговоры, вошел в сенат и получил от него сенатусконсульт, разрешающий в будущем заключать браки между дядей и племянницей.