Яков Жигалин - Партизанские отряды занимали города

От восставших полков партизаны получили 2 трехдюймовых орудия, 1800 винтовок, 28 пулеметов, 5 550 000 патронов и много другого вооружения и имущества. Много винтовок солдаты передали непосредственно партизанам, и они в акт не попали. Все это значительно улучшило вооружение наших полков.

29 ноября облаком издал приказ о разделении корпуса на два и об организации армии в составе двух корпусов, состоящих из четырех дивизий. Всего в четырех дивизиях было 14 полков. Главнокомандующим армией оставался Мамонтов. Начальником штаба главкома назначался Жигалин, командирами корпусов — Громов и Козырь [24] Сборник документов. — Новосибирск: 1959. — с. 426–428. .

Так росла и реорганизовалась партизанская армия. Но эта реорганизация не могла быть стабильной, так как стремительно развивающиеся события не давали такой возможности. Все было в движении. Двигались полки и штабы дивизий. Сменялись и назначались командиры.

1-й и 7-й полки заняли станции Шипуново и Алейская, захватили два бронепоезда «Степняк» и «Сокол» и двинулись на Барнаул. Вновь сформированный Златопольский отряд 19 ноября занял город Славгород, 6-й полк 28 ноября занял Камень.

5-й полк двинулся на Павлодар и 2 декабря встретился там с 227-м и 228-м полками регулярной Красной Армии.

Вскоре навстречу Красной Армии выехал председатель облакома Голиков и некоторые члены облакома.

10 декабря 7-й и 1-й партизанские полки вступили в город Барнаул. В начале декабря 2-й Славгородский полк занял Змеиногорск.

К половине декабря партизанская крестьянская Красная Армия Западной Сибири уже насчитывала 25 полков общей численностью около 40 тысяч человек и имела на вооружении более 17 тысяч винтовок, свыше 100 пулеметов, 11 орудий и 3 бронепоезда. Она уже представляла грозную силу и помогала Красной Армии преследовать и добивать разлагавшуюся армию Колчака.

Когда 4-й Семипалатинский и 10-й Змеиногорский полки, заняв Рубцовку, двигались на Семипалатинск, там среди буржуазии началась паника. Местные большевики-подпольщики провели большую работу среди солдат гарнизона и, опираясь на рабочих, подняли восстание. 1 декабря город был занят восставшими. Штаб 2-го Степного корпуса белых бежал из Семипалатинска в Алаш. Буржуазия и офицерство бежали в Усть-Каменогорск. 3 декабря 10-й Змеиногорский полк под командованием Шумского вступил в Семипалатинск.

В первых числах декабря штаб нашей армии переехал из Солоновки на станцию Поспелиха, как более удобный пункт для связи и руководства основными силами армии, оперировавшей в сторону Барнаула, Семипалатинска и Змеиногорска. Мамонтов выехал на передовую линию к Барнаулу. Громов был в Камне. В штабе я оставался один. Как-то вечером Шумский из Семипалатинска вызвал меня к проводу и, доложив обстановку, сообщил, что в Семипалатинске пойман генерал Бржезовский, палач, руководивший карательными операциями против партизан. Шумский сказал, что партизаны так обозлены на генерала, что с трудом удалось удержать их от расправы над палачом. «Что мне с ним делать?» — спросил в заключение Шумский. Я сказал ому, чтобы он под надежным конвоем направил генерала в штаб армии, для передачи его советскому ревтрибуналу. На другой день я с интересом ожидал прибытия Бржезовского, о зверствах которого слышал много.

Я ожидал увидеть своего врага, человека военного, твердого и гордого. Как же я ошибся, когда ко мне ввели высокого ссутулившегося старика в какой-то серой куртке, подвязанной бечевкой, в старой солдатской папахе на голове, с красным лицом. Войдя, он неловко остановился у двери и снял папаху, обнажив седую голову с коротко остриженными ежиком волосами. Я невольно подумал: «Где же твоя военная выправка? Где генеральская спесь?» Передо мной стоял жалкий старик с трусливо бегавшими глазами. Я отослал конвоиров и остался с генералом вдвоем. Спросил его, почему он так одет. Тогда он распахнул полы куртки и со злобой сказал: «Вот что сделали со мной ваши партизаны». Я увидел, что он был обмотан оберточной бумагой и обвязан бечевкой.

— Вот видите, — сказал я ему, — вы возмущаетесь, что партизаны сняли с вас генеральский мундир, а как же они должны были возмущаться, когда вы снимали с них головы, когда ваши палачи-анненковцы с живых партизан сдирали кожу, насиловали партизанских жен и дочерей и устраивали массовые порки населения?

Генерал стал оправдываться, что он протестовал против жестокостей атамана Анненкова, но последний пользовался личным покровительством Колчака.

Потом генерал отвернулся к стене и стал вытирать папахой глаза. Я увидел, что он плачет. Мне стало противно смотреть на него — жалкого и трусливого старика, но злобного врага и жестокого палача. Я вызвал конвоиров и сказал, чтобы его отвели в арестантское помещение и не трогали, так как его будет судить советский суд.

Моя встреча с генералом Бржезовским очень символична. Она как бы подытоживала борьбу двух сил и являлась очной ставкой представителей старой царской армии и молодой народной революционной армии.

Бржезовский представлял старую военную школу с ее закоснелыми традициями, опиравшуюся на палочную дисциплину, рассчитанную на слепое выполнение приказа солдатом-машиной. Неспособность старых офицеров мыслить свободно, критически мне пришлось наблюдать позднее в разговорах о причинах победы партизан. Они никак не могли понять, почему почти безоружные партизаны, под руководством командиров, не имевших военного образования, побеждали хорошо вооруженные колчаковские войска, руководимые квалифицированными офицерами.

В моем лице было представлено партизанское командование, свободное от догм и канонов старой военной школы и опиравшееся на природный ум и смекалку русского народа, на революционный порыв масс, на смелую инициативу партизанских командиров. Я отнюдь не склонен приписывать наши победы одному высшему командованию партизан. Как ни велики были полководческие способности таких самородков, как Мамонтов и Громов, они ничего не могли бы сделать без проявления высокого революционного подъема и военной инициативы среднего звена командиров.

Квалифицированные офицерские кадры, большое преимущество в вооружении и снаряжении, широкая помощь со стороны иностранных покровителей не спасли армию Колчака от разгрома. А помощь иностранных интервентов Колчаку была огромной и всесторонней. Они поставляли не только вооружение, снаряжение и разные материалы, но и живую силу. По признанию такого авторитетного свидетеля, как французский министр иностранных дел, по далеко не полным данным, на стороне Колчака сражалось: чехословаков — 55 тысяч, сербов — 4, поляков — 14, итальянцев — 2, англичан — 1,6 тысячи и французов — 760 человек. Всего же 77 860 человек. Кроме того, на Дальнем Востоке имелось войск японских—175 тысяч человек и более 10 тысяч — американских и канадских. Эти цифры красноречиво говорят о масштабах иностранной интервенции и о силе восставшего народа, который с помощью Красной Армии одолел интервентов.