Яков Жигалин - Партизанские отряды занимали города

Лошади тревожно перекликались на противоположных берегах, и чем меньше оставалось их на левом берегу, тем смелее они плыли за лодкой, тем легче было их переправлять.

Наконец все лошади были на правом берегу. Их переловили и привязали к деревьям. Осталось перевезти оставшихся людей и вещи. К вечеру переправа была закончена, лошади уже обсохли, и экспедиция двинулась в путь.

Начиная с Романовского, мы уже принимали меры предосторожности. Вперед пускали разведку, а на биваках выставляли сторожевое охранение. Но противник был маловероятен. С переходом же на правый берег опасность нападения увеличилась, меры предосторожности были усилены насколько это было возможно в условиях закрытой и крайне пересеченной местности. Конечно, устроить засаду в такой тайге было очень легко, а обнаружить ее чрезвычайно трудно.

Тайга становилась однообразнее. Лиственные породы деревьев встречались все реже. На высоких и сухих местах преобладала сосна, а в сырых низинах — лиственница.

Погода стояла хорошая. Ярко светило июньское солнце, но не было жарко, так как влажная почва и тень деревьев умеряли жару.

Ехали чуть заметными тропинками, а иногда и совсем без них. Проводником у нас был донской казак, заброшенный революцией на Дальний Восток. Он только что прошел этот путь с Лебедихиным от Амура на Верхнеудинск и так хорошо запомнил его, что мы ни разу не сбивались с пути. Я часто прямо поражался его способности ориентироваться в такой глухой и однообразной тайге.

Горы и лес, лес и горы. Бесконечные перевалы, ничем не отличающиеся один от другого. Часто еду- чи впереди отряда, я останавливался в нерешительности: куда ехать? Ни малейшего признака тропинки. Впереди стеной стоит тайга, сбоку гора или болото. Но проводник ориентировался и по знакомым для него признакам находил дорогу.

Шли дни. Люди давно уже втянулись в походную жизнь. Все разбились на небольшие группы, которые обычно вместе держались в пути, вместе располагались на ночлеге. Устанавливались личные отношения, завязывались узы дружбы. Нигде так скоро не сближаются люди, как в условиях общей опасности, общих испытаний. И как крепка бывает эта товарищеская связь, испытанная в огне гражданской войны, в общих трудах и походах. Даже теперь, спустя много лет, когда встречаются старые боевые товарищи, воспоминания о прошлом воскрешают яркие впечатления и настроения, и мы снова живо чувствуем свою близость.

Политработники В. А. Войлошников, А. Комогорцев, И. П. Большаков, Т. Бочкарев, П. Номоконов группируются вокруг меня. Все они бывшие народные учителя, у нас много общих интересов.

Настроение участников экспедиции было бодрое, несмотря на трудности и лишения, которые нам приходилось испытывать ежедневно, ежечасно. Ехали по тайге то группами, если позволяла дорога, оживленно разговаривая и смеясь, то поодиночке пробирались между деревьями, в сосредоточенном молчании, каждый со своими думами. Вполне естественно, что чаще и больше всего думали и говорили о дороге, о будущем.

— Правильно ли идем? Не заблудиться бы.

— Скоро ли кончится эта тайга?

— Когда же выйдем к своим?

Первый населенный пункт, куда мы должны были выйти, — поселок Акима, в верховьях реки Нерчи.

— А что, если наши отступили на Амур и в Акиме белые? — часто задавали мы себе вопрос.

С каждым днем все более сказывался недостаток провианта. Консервы, колбаса, хлеб уже давно были съедены. Осталась крупа. Варили кашу и заправляли… солью. Ни сала, ни масла не было: хлеб заменяли сухари, галеты, но и тех было очень немного. А ехать еще далеко.

Солнце пригревало все сильнее. Все глубже протаивала таежная почва. Все труднее становилось переходить таежные болота. В местах, защищенных от солнца, земля протаяла на полметра, и наши лошади, увязая по колено, встречали ногами твердую мерзлую почву. Хуже было в таежных болотах, расположенных на солнцепеке. И как часто такие болота были обманчивы. Казалось, — высокая елань без всяких признаков болотной растительности, можно свободно ехать прямо. Но первые же лошади, пройдя несколько метров, начинали вязнуть все глубже по колено, по живот. Лошадь делала еще несколько судорожных попыток вытянуть ноги из липкой грязи, а потом беспомощно ложилась на живот или сваливалась на бок. Всаднику ничего не оставалось делать, как слезать с лошади и вести ее на поводу, благо сверху почва была достаточно крепка, чтобы выдержать человека. Освободившись от всадника, низкорослые, но крепкие забайкалки часто сами вылезали из такого болота. Но более высокие, породистые кони, обессиленные от зеленого подножного корма, без овса, не в состоянии были самостоятельно выбраться из болота. Их приходилось расседлывать и тащить из грязи руками за хвост и гриву, как дохлых.

Такие болота не были трясинами, а представляли собой жидкую глину, покрытую сверху травой и мелким кустарником. Нам они встречались несколько раз. Некоторые из них можно было обойти, а в двух-трех случаях мы затрачивали по нескольку часов, чтобы перебраться через такое болото, так как обойти его стороной было нельзя. Через несколько дней после выхода с заимки рыбака мы подошли к реке Емурчен, правому берегу Витима.

Разлив реки после дождей был в полном разгаре. Река вышла из берегов и затопила низины неширокой долины. Даже проводник растерялся, увидев такую массу воды, преграждавшей нам путь. Давно ли он проходил здесь и свободно переправлялся через реку вброд. Сейчас же об этом нечего было и думать. Лодки у нас не было. Что же делать? Оставалось только вооружиться терпением, подтянуть покрепче пояса, чтобы поменьше есть, и ждать, пока спадет вода.

С трудом пробрались мы на несколько километров вверх по долине, к броду. К счастью, высокий берег здесь не был затоплен водой, и мы расположились на нем в ожидании спада воды. Но сидеть у моря и ждать погоды без дела было невыносимо. Учитывая наши продовольственные затруднения, все рвались вперед. Строились всевозможные планы. Высказывались самые разнообразные предположения, чтобы перебраться через реку. А горная река катила с шумом свои мутные воды, как бы предупреждая об опасности каждого смельчака, пытающегося переправиться на другой берег, до которого было всего 50–60 метров. Но смельчак нашелся. По течению реки было видно, что гребень переката идет наискось, и поэтому нужно было ехать против течения. Партизан достиг почти середины реки. Дальше нельзя было ехать, и он повернул лошадь обратно. Но лошадь не могла справиться с быстрым течением, ее сорвало с гребня переката и понесло вниз. Партизан растерялся и, вместо того, чтобы слезть с лошади и плыть возле нее, держась за гриву и направляя ее к берегу, он сидел на лошади, крепко уцепившись обеими руками за гриву. Бурное течение быстро несло всадника вниз. Задавленная всадником лошадь все глубже погружалась в воду, а обезумевший от страха партизан лез на ее голову. Оставалось несколько десятков метров до слияние этой реки с другой, такой же большой и бурной. Гибель партизана и лошади были бы неизбежна. Я сел на лошадь, чтобы плыть на помощь, но в это время тонущая лошадь поймала ногами землю и медленно пошла к берегу. Партизан, не выпуская гривы, дико озирался по сторонам, не веря своему спасению.