Александр Зданович - Польский крест советской контрразведки [Польская линия в работе ВЧК-НКВД 1918-1938]

По имеющимся в моем распоряжении данным, как минимум с 1929 г. начала свою работу так называемая комиссия безопасности КПП, призванная расследовать поступавшие сигналы о провокаторской деятельности отдельных польских коммунистов и комсомольцев [693] ЦА ФСБ РФ. АУД № Р-8498. Л. 132. . Возможно, что и в других коммунистических партиях имелись подобные комиссии, но пока об этом историки не писали. Но даже если они и были, то нет сведений о существовании комиссий по борьбе с провокацией в соответствующих секциях Исполкома Коминтерна. А вот в польской была до 1933 г. И даже после ее ликвидации работой по разбору дел о провокации продолжал занимался лично Э. Прухняк — кандидат в члены Политбюро ЦК КПП и член Президиума ИККИ.

Еще одна «комиссия безопасности» — при Политбюро ЦК КПП — существовала до 1936 г. Первоначально ее возглавил член партии (ППС-левицы) с 1917 г. В. Бертинский («Желтовский»). С 1919 по 1925 г. он работал в подпольной организации КРПП (название Коммунистическая рабочая партия Польши существовало до 1925 г., а затем она была переименована в КПП), выехал в СССР в 1925 г. и трудился в Коминтерне. По направлению Политбюро ЦК КПП Бертинский с октября 1926 г. служил в польском отделении КРО ОГПУ в должности помощника начальника этого отделения и отвечал за работу по политэмигрантам из своей страны. В сентябре 1929 г. он был откомандирован в распоряжение ЦК ВКП(б) и, вероятно, именно с этого времени возглавлял «комиссию безопасности» КПП [694] Архив УФСБ по Омской обл. Справка по личному делу В.Л. Бертинского № 10/27/ 212 от 21.01.2016. . Вполне естественно, контакты со своими бывшими коллегами он не порывал. Некоторые сотрудники польского отделения, арестованные в годы массовых репрессий, даже указывали на некую зависимость уполномоченного В.И. Осмоловского от его предшественника. И даже когда последний возглавил отделение, то плотные контакты с Бертинским по вопросам контрразведывательного обеспечения политэмигрантов продолжались [695] ЦА ФСБ РФ. АУД № Р-32868. Т. 2. Л. 85. . С разрешения руководства ОГПУ последний даже присутствовал при допросах подозреваемых в провокации лиц.

Здесь уместно сказать о том, что политэмигранты вообще и польские в частности были неким резервом, или, скажу точнее, вербовочной базой, для советской военной разведки и Иностранного отдела ОГПУ. Опыт их нелегальной работы и оставшиеся в разведывавшихся странах связи в военных, политических и промышленных кругах создавали основу интереса сотрудников РУ РККА и ИНО ОГПУ к зарубежным партийцам. А вот что касается контрразведки, то здесь ситуация была совершенно иная. К концу 1920-х гг. тысячи политэмигрантов уже находились на советской территории, и ареал их расселения был достаточно велик, если не сказать вся страна. Коль скоро речь идет конкретно о поляках, то основная их масса концентрировалась в Белоруссии и на Украине. Часть эмигрантов, имея общеобразовательную и специальную подготовку в юриспруденции, инженерии, сельском хозяйстве и других областях, по путевкам аппаратов ВКП(б) устраивалась на объекты бурно развивавшейся советской промышленности, на транспорт и в разного рода научно-исследовательские институты. В последнем случае наиболее характерным примером может служить созданный в 1925 г. при Коммунистической академии Институт мирового хозяйства и мировой политики [696] Черкасов П. ИМЭМО. Портрет на фоне эпохи. М., 2004. С. 24. . Если в 1929 г. численность института составляла всего 31 человек, то уже в 1933-м в институте работали 132 сотрудника, пусть и включая технический персонал [697] Там же. С. 28. . Политэмигранты составляли добрую половину тех, кто трудился в стенах института. Недаром директор института Е. Варга, сам являвшийся венгерским политэмигрантом, в марте 1938 г. написал И. Сталину письмо, озаглавленное «Проблема нелегальных партий и массовые аресты». Конечно же, он защищал своих сотрудников и иных политэмигрантов.

Но будущий академик никогда не работал в спецслужбах, не сталкивался с вопросами противодействия иностранным разведкам и разного рода зарубежным подрывным центрам. А с точки зрения руководства ОГПУ-НКВД политэмиграция к концу 1920-х гг. уже являлась реальным каналом проникновения разведслужб потенциальных военных противников СССР в нашу страну. И это неоспоримый факт. Только отдельные, ослепленные ненавистью к советскому периоду истории российского государства, авторы работ об имевших место массовых репрессиях могут не замечать данного факта и сознательно игнорировать его. Иностранные разведки и политические полиции (прежде всего сопредельных стран) сильно беспокоила деятельность Коминтерна и местных коммунистических партий. Для выявления и предотвращения реализации угроз своим государствам со стороны поддерживавшихся СССР вышеуказанных структур они делали все возможное. Польские спецслужбы на указанном направлении действовали наиболее энергично. Поэтому в рамках польского отделения КРО ОГПУ из общей работы по диаспоре выделили направление, проводившее контрразведывательное обеспечение политэмигрантов из Польши и созданных ими разного рода учебных заведений, обществ, редакций газет и журналов.

Объективно складывался «замкнутый круг»: выделение указанной выше линии работы с неизбежностью приводило к увеличению числа агентуры из среды политэмигрантов и, соответственно, количества информационных сообщений о данной категории иностранцев. Не буду вдаваться в детали, но отмечу, что далеко не все политэмигранты были кристально честными людьми и партийцами, не все поддерживали шаги советского руководства на международной арене. Польские политэмигранты, к примеру, осознавали, что после заключения советско-польского пакта о ненападении им не будет позволяться подготовка каких-либо активных действий на территории Речи Посполитой, а это приведет к уменьшению потока финансирования. Перспективы советизации Польши стали призрачными, и даже мечтания об этом выглядели утопическими. Это касалось и активной борьбы с олицетворявшим теорию и практику подготовки мировой революции Троцким и теми, кто его поддерживал. Серьезные претензии предъявлялись политэмигрантами и по поводу проведения в СССР принудительной коллективизации. На эти темы велись «кухонные» разговоры, сколачивались неформальные группы эмигрантов, создавалась некая протестная база.

Серьезным сигналом для польских политэмигрантов стало отстранение от военной работы одного из ответственных советских поляков — старого большевика Уншлихта. А ведь он, как написано в сборнике биографий деятелей СССР и Октябрьской революции, «никогда не порывал связи с рабочим классом Польши, из недр которого он вышел и среди которого он получил первое революционное крещение и большевистский закал» [698] Деятели Союза Советских Социалистических Республик и Октябрьской Революции. (Автобиографии и биографии.) Энциклопедический словарь. Второй выпуск сорок первого (41) тома. М., 1989. С. 179. . Теперь он потерял контроль над военной разведкой, которую курировал в течение нескольких лет и использовал ее возможности как для подготовки нелегальных работников КПП, так и для поддержания связи с партийными структурами внутри Польши. С поста заместителя председателя РВСР он в 1930 г. был перемещен на хозяйственный «фронт», заняв должность зампреда ВСНХ [699] Военная энциклопедия. Т. 8. М., 2004. С. 190. . Несколькими месяцами ранее якобы по болезни покинул военную разведку и коммунист-поляк, помощник начальника Разведупра РККА Б.Б. Бортновский (псевдонимы «Бронек», «Петровский», а в Коминтерне — «Бронковский»). Он не остался даже в Москве, а с 1930 по 1934 г. находился на партийной подпольной работе за границей [700] Лурье В.М., Кочик В.Я. Указ. соч. С. 120. .