Андрей Худяков - В.Грабин и мастера пушечного дела

На завод прибыл первый секретарь краевого комитета ВКП(б) товарищ Эдуард Карлович Прамнэк. Темпераментный эстонец, любимец краевой партийной организации, кумир городского комсомола. В феврале 1936 года им был организован звездный поход на лыжах делегатов колхозов на краевой хлеборобский сход. Сам он прошел на лыжах тоже более тысячи километров, побывав в сотне колхозов. Он лично познакомился с тем, как люди и машинно-тракторные станции готовятся к весенней посевной. Лыжный поход колхозников всколыхнул весь край. О нем писали даже центральные газеты. Для участия в работе съезда приехал Михаил Иванович Калинин. Авторитет у Прамнэка всесветный.

На общее собрание рабочих механического цеха, которое проводилось в зрительном зале школы ФЗУ, народу пришло много. Прамнэк властно вошел на трибуну. С трудом сдерживая раздражение, сказал:

— На повестке дня стоит мой доклад, но сегодня доклад будет ваш. Доложите краевому комитету партии, почему вы безобразно работаете? Надо дать определенное количество орудий. Завод это задание выполняет плохо. Основным виновником является механический цех номер один.

Первым на трибуну поднялся рабочий Заботин. Он говорил о нехватке нормального инструмента, о металле, который приходится самому искать на заводском складе.

Проскурин, цеховой распредмастер, критиковал потолочное планирование планово-производственного отдела завода. Котов и Шестеренко жаловались на пьяниц, на плохие и громоздкие кузнечные поковки.

Ораторы упоминали болевые точки в организме цеха и всего завода, но никто не предложил рецепта для их лечения. Почему так? Они просто не знали, что и как надо делать?

Петр Николаевич Горемыкин, новый начальник цеха, тоже, кроме требования повысить трудовую дисциплину, ничего нового не сказал. Все вопросы, связанные с грамотной и культурной технологией и организацией производства, для всех пока оставались необъяснимой загадкой. Завод работал по временной технологии с произвольными нормами. Для одних они были шагом к рекордам и почетной доске стахановцев, для других — непреодолимой горной вершиной. Проще — в цехе все кипело и все оставалось сырым.

Выступившие директор Радкевич и секретарь райкома Самсонов обещали разработать мероприятия, навести порядок и дисциплину. Говорили резко и горячо. Но в зале мало кто им верил. Прамнэк неожиданно встал и заявил:

— Предлагаю прения прекратить. Через месяц — двадцать пятого августа собраться в том же составе и продолжить это собрание… Товарищ Горемыкин, прошу вас, чтоб каждую декаду давали мне сводку о работе вашего цеха не в целом, а по каждому отделению в отдельности. Я уж начальников отделений знаю.

Утро мокрое. После грозы воздух чист и душист. Недалеко стога пойменного сена, цветут горох, редкие ржаные «попки» и первые овсяные «пастушки». Прямо у поселка тут и там на клевере тяжелые шмели, перед глазами резво мельтешат бабочки. Без устали пилят на своих скрипках кузнечики. Над благоухающим полем пролетели на кормежку молодые грачи. Весь свет дышал мне в лицо животворным теплом и был полон цветов необъятной красоты, звенящей и поющей жизни.

После отъезда на отдых Грабина организованная техническая учеба инженеров и рабочих заглохла. Попытки оживить ее оказались тщетными.

Администрация тешит себя надеждой: постепенность и только постепенность упразднит, как они говорили, «некоторые недостатки» и производство встанет на свои рельсы и покатится «как по маслу». Оборудование, как и прежде, работает все три смены, а результаты ничтожные. Наш завод можно сравнить с плохой футбольной командой, которая мечется перед воротами противника, а гол забить не может. С голом, конечно, можно и подождать, а вот с пушками этого делать непозволительно — просто грешно и смертельно.

Иду на работу. В руке узелок с едой. В редакции все комнаты проветрены. Полы выскоблены и помыты. Захаров, наш добрый старик завхоз и главный финансист, хорошо знает круг своих обязанностей.

Звонок. Беру телефонную трубку.

— Зайди, — приказывал новый секретарь партийного комитета завода Бояркин.

В голосе, как мне показалось, недоброжелательность. Стало ясно, что-то случилось. Пришел…

Отворилась боковая дверь, вошли секретарь райкома Самсонов и председатель завкома Важенин. «Ну, — думаю, — будет мне сейчас промывка. Только за что?»

Самсонов меня спрашивает:

— Как у тебя с сердцем?

— Как и прежде, пошаливает. Меня настораживает и немного повышенная температура. К врачу не иду, боюсь, опять посадят на больничный.

Вдруг тем же бесцветным баском Самсонов сказал Важенину:

— Сейчас выдай Худякову путевку в Кисловодск. Пусть наш страховой врач к его отпуску дополнительно оформит на месяц больничный лист. А ты, — обращаясь ко мне, — сейчас пойдешь со мной в райком, получишь шестьсот рублей на дорогу. И сегодня же вечером отправишься на курорт лечиться.

Кого не ошеломит такая новость? Так-то вот!

В нарзанной галерее невзначай встретил Грабина. С ним жена и шестилетний сын.

— Ба-а! — вырвалось у Василия Гавриловича. Протянув руки, он шагнул ко мне. — Какими судьбами? Какая добрая душа подарила вам путевку?

— Долго рассказывать, Василий Гаврилович. А вы-то как здесь?

— По пути из Сочи…

Василий Гаврилович пригласил на обед в гостиницу «Нарзан».

По дороге подробно рассказал ему о том, чему был свидетелем во время пребывания на заводе наркома. Его удивила смена начальника первого механического цеха. Грабин слушал внимательно, изредка улыбался и покачивал головой.

— За ваше отсутствие, — сообщил я ему, — в нашем поселке организовался новый район — Кагановичский. Уже состоялась партийная конференция. Первым секретарем райкома избран Самсонов.

— Вот это op-ел! — улыбнувшись, заметил Грабин. Пошли в безлюдный уголок. Сели на скамью с забытым кем-то букетиком полевых цветов.

— Расскажите, пожалуйста, — начал Василий Гаврилович, — как можно подробнее, как идет в производстве освоение Ф-22?

— Подробно не смогу. Многое для меня не ясно. А если коротко, то освоение идет тяжело. На расточке каналов труб одна за другой крошатся перки. Большой брак по нарезке стволов. Мастера бегают по пролетам круглые сутки. Результат? Такой же, какой был при вас. Хорошо живут слесари на сборке пушек. Они, как бояре шестнадцатого века. Перед ними сам директор шляпу с головы снимает. Бригадиров по имени и отчеству величает. А толку от этого пока мало. На заводе стоит, можно сказать, стон. Все ругают начальника технического отдела Смирнова. Его-де технологи во всем виноваты. А он одно твердит: «Нет у меня людей, понимающих производство. Нет».