Андрей Худяков - В.Грабин и мастера пушечного дела

Поблагодарил его за доверие. Он не ответил, но трубку не вешает. Слышу тяжелое сипловатое дыхание курильщика. Вдруг стрелой промелькнула забытая мысль: «Вот он, этот случай! Больше пяти месяцев ждал! Другого такого повода может и не быть!» Откашлявшись — в горле запершила сухость — и собрав всю волю, слабым, но решительным голосом сказал: «Товарищ Сталин! Нам бы хотелось показать вам новую пушку»… «Какую пушку?» — с удивлением отозвался он. «Дивизионную 76-миллиметровую. По мощности она равна своей предшественнице, но легче ее на 400 килограмм. Новая пушка экономически более выгодна, чем старая Ф-22 УСВ… Из такого класса пушек она имеет самую низкую линию огня, что очень важно для маскировки орудия в хлебах и луговых зарослях при борьбе с вражескими танками».

Сталин после недолгого раздумья промолвил: «Хорошо! Мы вашу пушку посмотрим в пятницу»… От сердца сразу отлегли все боли и печали. Но Сталин не прощается, о чем-то продолжает думать. Слышу тяжелое дыхание. «А если бы ваша пушка была в Москве, — тихо заговорил он, — мы могли бы ее посмотреть и сегодня… часов в одиннадцать». «Слушаюсь, товарищ Сталин, пушка будет в Кремле точно в одиннадцать». «До свидания, товарищ Грабин».

Обо всем договорившись с наркомом, я ушел в убежище, лег под шинель и мгновенно заснул. Спал не больше трех часов. Встал бодрым. Вышел во двор наркомата. Там меня ждали Румянцев и Калеганов. Я велел им готовить к показу в Кремле ЗИС-3 и для сравнения с ней пушку Ф-22 УСВ.

Мы с наркомом в хорошем настроении поехали в Кремль. За нами следом зачехленные в новый брезент катили два орудия.

На Спасской башне куранты отбили ровно одиннадцать. Из здания Совета народных комиссаров вышли Сталин, Молотов, Ворошилов, Калинин, Маленков, Каганович — одним словом, все правительство. С ними группа военных. Взглядом я встретился с Ворошиловым и тут же понял, кто спас нас и наши модернизированные пушки. Климент Ефремович первый понял и высоко оценил нашу инициативу и практические дела конструкторов и технологов. На ГКО его почему-то не было. После заседания Сталин, возможно, разговаривал с ним. И вот результат!..

Мороз около 20 градусов. Сталин одет налегке — в фуражке и ботинках. Поздоровавшись, он подошел к пушкам. Потрогав рукой Ф-22 УСВ, сказал: «Мировая пушка! Мы с ней немцев разобьем!» И переведя взгляд на ЗИС-3, заметил: «А эта, видимо, лучше»…

Он попросил Воронова поработать механизмами наведения. Николай Николаевич занял место наводчика. Верхушка его папахи замаячила над щитом. «Он не для роста Воронова», — подумал я.

В это время Сталин приподнял руку: «Товарищ Грабин, жизнь бойцов надо беречь. Увеличьте, пожалуйста, высоту щита». Не успел он сказать, на сколько, как тут же нашелся советчик: «На сорок сантиметров». «Да нет, всего на три пальца, это Грабин и сам хорошо видит», — сказал Сталин и положил три пальца на ребро щита.

Смотр длился несколько часов. «Эта пушка — шедевр в проектировании артиллерийских систем. Почему вы раньше не дали такую прекрасную пушку?» — спросил Сталин. «Мы еще не были подготовлены, чтобы так решать конструктивные вопросы», — ответил я. «Мы вашу пушку примем. Пусть военные испытают ее», — заключил Иосиф Виссарионович. Но никто из присутствующих не сказал, что на фронте находится не меньше 1000 пушек ЗИС-3 и артиллеристы оценивают их высоко.

На другой день, вы должны помнить, на завод прибыла представительная военная комиссия, которая сразу начала жесткие испытания ЗИС-3. Пушка выдержала самую тяжелую проверку. Всю историю ее рождения по праву можно назвать битвой. Хорошо, что она кончилась без крови. Правда, во время войны мы так не думали, а просто честно работали. А сейчас, в мирное время, нам преподносят «битвы за урожай».

«Уважаемый Андрей Петрович! Сегодня мне сказали, что вы в Горьковской области. Решил побеспокоить, т. к. в этом большая нужда, которая вызвана тем, что в заключении МОП по второй части воспоминаний «Оружие победы» как будто написано: «Материалы не объективны»…

Надо бы по первой части воспоминаний дать оценку в письме на имя главного редактора «Октября», правдив ли материал, самокритичен ли и т. д. Это нужно писать на правах сослуживца, знающего хорошо жизнь коллектива, создававшего пушки (указать, что работали вместе с 1934 г.)… Вторая часть, как вам известно, охватывает большой объем работы и еще острее — тут и кадры, новые методы работы. Сокращение сроков, уменьшение себестоимости и т. д. Мало кто в свое время понимал это, даже мешал… МОП как будто дал заключение, что первая часть воспоминаний не объективна, а может быть, еще что-либо. Зверев [4] А. С. Зверев — министр оборонной промышленности. беснуется и плюется, что первая часть вышла в свет. Хотя это не их дело, но гадость может сделать каждый. Небольшим отзывом сослуживца можно помочь редакции «Октября». В системе наркомата вооружений родились новые методы и утратились. Вместо того чтобы возродить и развивать их, они добивают тех, кто их создавал.

Новые методы нужны стране, но только никто не дает себе труда, чтобы их понять. Я думал, что книга поможет, а ее стараются зарубить. Если напишете, то в письме укажите, с какого времени работали вместе. Боюсь, не помешает ли выполнение моей просьбы вашему отдыху. Если найдете возможность написать, прошу не задерживаться.

Привет и добрые пожелания от меня и Анны Павловны. С искренним приветом

Ваш Грабин 21.3.74.»

Письмо Василия Гавриловича застало меня в больнице с воспалением легких. Мне достали бумаги, самописку, и я написал письмо главному редактору журнала «Октябрь» А. А. Ананьеву. Не знаю, помогло ли делу мое послание или еще кто-нибудь писал в редакцию, но в текущем 1974 году в 8 и 9 номерах журнала вышла и вторая половина воспоминаний Грабина.

Приводя полностью письмо Василия Гавриловича, умевшего коротко и точно выражать мысли — с повторами и стилистическими огрехами, — хочу тем самым показать его незащищенность. Он — прославленный конструктор — не может закрыть рот министерскому «плевателю» и обращается за помощью ко мне, хотя мое письмо в защиту могут просто выкинуть в корзину.

В окно хлещет дождь со снегом, в тополях под окнами временами воет ветер. Давно уже миновала полночь. В комнате жуткий холод. Тороплюсь дочитать гранки книги «Оружие победы». Политиздат торопит автора. Ее уже читали Д. П. Кругов, П. Ф. Муравьев, Ф. Ф. Калеганов и есть еще кто-то на очереди. Выпил стакан горячего чаю. Ноги в валенках потеплели. На плечи накинул старенькую шубу. Передо мной на столе лист бумаги и мягкий карандаш для заметок.

Утро. Книгу отложил и закрыл глаза. Все подо мной заходило и закружилось. И я подумал об авторе: «Какая у него была всегда уверенность в своих силах! Совсем еще молодой конструктор осмелился сказать новое слово в артиллерии. И не только сказал, но и отстоял в борьбе с высокого ранга консерваторами. Молодой военный специалист с горсткой конструкторов, с полуграмотными парнями и девушками из глухих деревень Нижегородья за шесть лет не только создал дивизионные, танковые и противотанковые пушки, но и разработал новый метод производства орудий. Внедрив рациональную технологию, завод впервые в истории изготовления артиллерийских систем поставил их на поточное производство и конвейерную сборку отдельных узлов. Счастливая судьба? Нет! Это проявление таланта русского человека, его утверждение в годину лихих испытаний, навязанных врагом. И прав Грабин, говоря, что потомки должны помнить о новаторских методах работы, о подвиге тружеников тыла во имя Победы.