Михаил Кутузов - Японо-китайская война 1894-1895 гг.

Дворцовым комендантом был назначен командир 21 — го пехотного полка подполковник Такэда. По его приказанию усиленные караулы были выставлены ко всем четырем воротам дворца, подходы к воротам со стороны города были прикрыты секретами. Без пропуска, подписанного лично Сугимурой, во дворец не могли проникнуть даже самые значительные лица из королевского окружения.

Основные силы бригады были заняты разоружением корейских частей. Эта процедура происходила без эксцессов, поскольку приказ о разоружении армии был отдан лично тэвонгуном. Незначительное сопротивление оказала королевская гвардия, поскольку тэвонгун для них был никто, а король, которому они подчинялись лично, приказа разоружаться не давал. Тем не менее, очаговое сопротивление было быстро подавлено, и к вечеру 25 июля последние корейские части были полностью разоружены.

Королева, вопреки слухам, не оставила своего супруга, поэтому дипломаты нанесли несколько визитов во дворец, дабы осведомиться о монаршем здравии. Все прекрасно понимали, что реальная власть, подкрепленная японскими штыками, принадлежит тэвонгуну. Уже на следующий день после дворцового переворота король издал эдикт, в котором всю вину за произошедшее взял на себя и разъяснил подданным, что намеченные реформы сумеют помочь стране справиться с последствиями борьбы четырех придворных партий. Извещалось, что предполагается привлекать к государственной службе всех, кто окажется к ней способным, а не только высокородных аристократов. В тот же день был издан указ о разделении сферы гражданской и военной служб, о необходимости докладывать обо всех срочных делах тэвонгуну и получать его санкцию на их осуществление.

25 июля ближе к вечеру Отори встретился с тэвонгуном для обсуждения главного вопроса, ради которого все и затевалось. Речь шла о денонсации двухсторонних торговых договоров с Китаем, заключенных в течение последних двадцати лет. Помимо этого, Отори настаивал на необходимости изгнания китайских войск, пришедших якобы обеспечивать порядок в вассальной стране, причем изгнание оных должно быть осуществлено силами японской армии и флота. Беседа имела успех: в тот же день поздно вечером корейское правительство официально известило о денонсации корейско-китайских торговых договоров. Тем не менее объявить о прекращении вассальной зависимости даже тэвонгун не решился. И в вопросе о привлечении японских войск к изгнанию китайцев не было проявлено четкой позиции.

И не надо, вполне мог сказать про себя Отори. 25 июля в полдень главные силы смешанной бригады выступили из Сеула на юг, по направлению к Асану. 26 числа Осима получил телеграмму посланника, текст которой гласил: «Об удалении китайских войск из Асана. 25 июля 1894 года от правительства Кореи было получено письмо за подписью главы палаты иностранных дел и с приложением печати палаты с просьбой, чтобы мы взяли эту функцию на себя. Прошу Вас принять это к сведению и действовать соответствующим образом. Чрезвычайный и полномочный посланник Отори Кэйсукэ».

Дирижер отлично справился со своей задачей. Сеульская увертюра японо-китайской войны была сыграна безупречно…

Именно так правильнее всего могут быть охарактеризованы события, происходившие на Корейском полуострове и в Желтом море в последние семь дней июля 1894 года.

После смены правительства в Сеуле наибольшими угрозами для японцев были три: китайский экспедиционный корпус в дневном переходе от корейской столицы, китайские подкрепления, которые могли быть переброшены в Корею как морем, так и посуху, и возможная реакция европейских государств на происходящее в Корее как на открытую агрессию, которую следует если не пресечь, то осудить. Напомним: Муцу и Ито были крайне озабочены не только военными акциями в Корее, но и тем, как к этим акциям отнесутся в Европе и США. Кроме того, парламентский кризис в случае военных неудач мог перерасти в правительственный, а это означало не только крах кабинета Ито, но и отказ от политики «активных внешних действий». На все эти угрозы было необходимо адекватно реагировать.

Позиция Китая была не менее сложной. Самый грамотный военачальник в стране, сановник по делам Севера Ли Хунчжан был противником немедленного военного разрешения корейского конфликта, отлично понимая, что Китай к войне не готов ни технически, ни финансово, ни политически. Его длительные дипломатические маневры нельзя назвать безусловно удачными, однако время они тянули, и со временем мог найтись выход. Как говорил Конфуций, результат ничто, процесс — все. Но далеко не все в китайском правительстве и при дворе императрицы Цы Си поддерживали именно такой курс. В данном случае мы имеем довольно привычную картину: за немедленную войну до победного конца более всего ратовали те, кто не имел о ней ни малейшего понятия, но был заинтересован в монаршем внимании как самый главный патриот и защитник национального престижа Цинской империи. Но если в Японии самых патриотичных патриотов очень быстро приструнили, дабы не лезли не в свое дело, то в Китае этого не произошло.

В марте 1884 года в результате внутренних ротаций при дворе главные бразды правления страной перешли к принцу Чуню, возглавившему правительство — далеко не самому грамотному управленцу, не самому добропорядочному подданному, но едва ли не главному патриоту, как он сам себя преподносил. Его окружали такие же «патриоты», как и он сам, при этом оказавшиеся еще и казнокрадами и распутниками. Для них военно-морская программа была врагом номер один, поскольку государственные средства в буквальном смысле слова выбрасывались в море, вместо того, чтобы в подобающем порядке лежать в их патриотических карманах. За десять лет эти самые китайские китайцы разворовали страну до нитки. Значительная часть средств, предназначенных на военно-морские программы, была передана на реконструкцию дворца вдовствующей императрицы Цы Си.

Авторская пометка на полях : поскольку императрица Цы Си еще не раз встретится нам в ходе событий, следует сделать пометку на полях. Вдовствующая императрица с 1887 года формально уступила правление принцу Дэ-цзуну, однако провозгласила себя регентшей при «малолетнем» правителе. Фактически без ее резолюции не выходил ни один указ, ни один закон в стране. Была очень привержена дворцовой роскоши, поэтому громадные суммы тратила на бесконечные реконструкции и перестройки своих дворцов и обновление гардеробов. Вместе с тем, весьма благоволила Ли Хунчжану, понимая, что это выдающийся государственный деятель и замены ему нет.

Недовольство их правлением и ними самими созрело к началу девяностых, и требования смены правителей звучали все громче, причем за недовольными властью виднелась тень Ли Хунчжана — что вызывало по отношению к нему ярость придворной камарильи. Этим война была нужна прежде всего как средство, которое все спишет, а им даст возможность удержаться у власти. Тем более, что в победе над японцами они не сомневались: кто же реально рискнет сражаться с армией в миллион человек? А если и рискнет — то сколько бы ни длилась война, китайцы все равно победят. Шапками закидают!