Николай Мещеряков - Мировой фашизм (сборник статей)

Но за Муссолини последовала только группа интеллигентов . Основная масса партии, ее ядро — рабочие — осталась попрежнему противницей войны. Муссолини был исключен из социалистической партии. Тогда он с помощью буржуазных покровителей основал свою газету „Пополо д'Италия“ („Итальянский народ"). Газета эта называла себя „социалистической".

Силы этой организации, созданной изменниками социализма, были невелики. Этот недостаток силы нужно было восполнить демагогией, крикливостью и бесцеремонностью выступлений, чтобы показать видимость силы . Никакого риска такой образ действий не представлял, ибо позади Муссолини и его банд стояла поддерживавшая его буржуазия, держащая в своих руках государственную власть.

Для характеристики вождей фашизма интересно отметить некоторые детали. Муссолини был одно время политическим эмигрантом. Но причины эмиграции были совсем не политического характера: Муссолини уклонялся от воинской повинности (попросту, Муссолини был дезертиром, который прикрывал это дезертирство высокими принципами — нежеланием служить в буржуазной армии). Тем большее впечатление на легковерных простаков должен был произвести тот факт, что Муссолини добровольно вступил в ряды армии во время войны. Муссолини был даже ранен во время войны. Этот подвиг, эту рану фашисты прокричали на весь мир. Но тем не менее, на фронте Муссолини не был. Дезертир остался, дезертиром. Он все время оставался в тылу. Муссолини, получивший чин капитана, обучал однажды солдат обращению с бомбами. От неумелого обращения одна из бомб преждевременно взорвалась, и Муссолини был ранен. Тут все характерно. Бутафорский социалист создал бутафорскую организацию, стал бутафорским солдатом, был награжден бутафорским чином и получил бутафорскую рану. Фашизм начался как характерный, сплошной, гнусный фарс, хотя и кровавый. Эту смесь грязи, фарса и крови мы найдем и во всей дальнейшей истории фашизма.

Бойна окончилась победой Антанты, в составе которой была и Италия. Но Италия была одной из слабых держав Антанты. Когда дело дошло до дележа добычи, ее обделили. Итальянским империалистам хотелось захватить в свои руки все побережье Адриатического моря и положить этим начало „Великой Италии“. Антанта не согласилась выделить Италии такую крупную долю добычи, ибо это повело бы к тому, что Юго-Славия была бы отрезана от моря. Это создало бы недовольство Юго-Славии и толкнуло бы ее в ряды противников Антанты, тогда как Антанта старалась создать для себя в срединной Европе ряд послушных вассалов, ряд своих наемников. Италии хотелось получить для себя лакомый, жирный кусок в Малой Азии. Но на эти куски бросали жадные взгляды Англия и Франция; они не хотели уступить этой богатой добычи. Да и невыгодно было для Англии и Франции слишком большое усиление Италии, которая выступила бы их соперником и на политической, и на экономической арене. Антанта отказалась выполнить все итальянские требования. Италия почувствовала себя обиженной, обделенной. Мечты итальянской буржуазии усиленным грабежом после победы если не залечить все раны, то хотя бы замазать их, оказались неосуществимыми.

С другой стороны, положение внутри страны после окончания войны было тяжелым. Италия была этой войной страшно разорена. Государственный долг дошел до громадных размеров. Государственные доходы не покрывали расходов, в результате чего задолженность росла из месяца в месяц, изо дня в день. Курс бумажной лиры падал, а вместе с тем превращались в призрак все накопленные сбережения мелкой буржуазии и интеллигенции, все ранее приобретенные ими титулы на доходы. Эти средние слои, на которые всегда опиралась крупная буржуазия, из которых она стремилась всегда создать свое „голосующее стадо“, разлагались; среди них росло недовольство, которое могло толкнуть их в лагерь революции.

Демобилизация армии также создала много затруднений. Демобилизованные рабочие и интеллигенты не находили работы. Среди них росло недовольство, которое могло толкнуть их в лагерь революции. Пример русских рабочих, которые свергли власть буржуазии, был заразителен для трудящихся Италии. Имена Ленина и Троцкого стали самыми популярными именами в Италии. Сила революционного движения быстро нарастала.

Перед итальянской буржуазией встала задача отвратить от себя нараставший гнев народа, направить силу революционного потока на свою мельницу, использовать его в своих целях. Надо было вовлечь в свое русло все те мелко-буржуазные и интеллигентские элементы, которых тяжелое положение толкало в лагерь революции.

Для выполнения этой задачи буржуазия решила использовать того же Бенито Муссолини и того же поэта д'Аннунцио, которые уже раз оказали ей крупную услугу в деле пропаганды идеи вступления в войну. А Муссолини и д'Аннунцио так скомпрометировали себя во время войны в глазах народа, что их народ стал бы рассматривать, как главных виновников войны. Им надо было оправдать себя в глазах народа. Нужно было внушить ему мысль, что война дала бы народу очень много, если бы победа не была испорчена врагами Италии. Надо было внушить народным массам, что они должны не протестовать против войны, а вести дальнейшую борьбу до тех пор, пока все плоды победы не окажутся в руках Италии, т.-е. в руках итальянской буржуазии.

Д'Аннунцио начинает в это время формировать свои авантюристические „легионы“, которые ставят своей целью отнять у Юго-Славии город Фиуме — важный порт на берегу Адриатического моря. А Муссолини приступает к организации „фаший“, в которых он группирует демобилизованных, бывших участников войны.

Кто же идет в эти „фашии“?

Прежде всего буржуазия и интеллигентская молодежь. На эту молодежь война подействовала развращающе. „Она привыкла на войне — говорит т. Сандомирский — к паразитическому существованию; ей захотелось продолжить этот образ жизни, когда война окончилась… Слишком энергичные юноши, которым приходилось снять оружие, чтобы за прилавком или конторкой тянуть отныне лямку весьма прозаического прозябания, готовы были предпочесть все, что угодно, столь мрачной перспективе. Чтобы остаться „военными“, чтобы так или иначе „выделиться“ из толпы, из массы равных им по социальному положению людей, они готовы были на любое политическое ренегатство“. Эта буржуазная и мелко-буржуазная молодежь до сих пор составляет одну из наиболее многочисленных групп итальянского фашизма [3] Вот как т. Г. Сандомирский описывает толпу фашистов, с которыми ему пришлось столкнуться во время его пребывания в Италии весной 1922 года: „Тут впервые, лицом к лицу, увидел я банду этих молодых хулиганов, сеющих панику, убийства и разбой по лицу всей многострадальной Италии. Их было несколько десятков. По внешнему виду все — учащаяся молодежь и, во всяком случае, все подростки лет 17–18, с гордостью носящие символические черные рубашки и особые значки. В руках у них были толстые палки (оружие обычно прячется в карманах)… Я увидел ряд наглых, беззастенчивых, раскрасневшихся от волнения, по большей части, безусых физиономий, весьма напоминающих хулиганские лица нашей — печальной памяти — „академической молодежи“, срывавшей студенческие забастовки и занимавшейся доносительством на своих товарищей. Разницы — никакой“. . По анкете, произведенной самими фашистами на их III конгрессе (в ноябре 1921 года), из 151.644 опрошенных оказалось: