Борис Никольский - Загадка гибели линкора «Новороссийск»

Эта версия с «будильником» была озвучена Гавеманом на всех уровнях, принята экспертами и утверждена членами Правительственной комиссии и Минно-торпедным управлением (МТУ) Черноморского флота. Эта же версия стала официальной и уже более полувека не вызывала возражений.

И это притом что целый ряд заключений, выполненных специалистами-минерами к назначенному сроку, по приказанию тех же членов Государственной комиссии уже не подтверждали выводов начальника лаборатории МТИП ЧФ Гавемана. Но эти заключения уже не были рассмотрены Правительственной комиссией, так как к этому времени она спешно «свернула» свою работу.

Так, уже в марте 1956 года в докладе начальника Главного штаба ВМФ адмирала В.А. Фокина — «Описание обстоятельств и причин гибели линкора “Новороссийск”, однозначно звучало: «Причина гибели — подрыв на мине». Этим официальным заявлением, наверняка согласованным с главкомом ВМФ С.Г. Горшковым, любая дальнейшая полемика в военноморских кругах по версиям гибели линкора становилась «… крайне нежелательной».

Государственная комиссия, завершив свою работу в кратчайшие сроки (менее пяти суток), убыла в Москву, а мероприятия, инициированные ею, продолжались долгие месяцы. Так, после гибели линкора «Новороссийск» были тщательно обследованы севастопольские бухты. Водолазы, действуя в назначенных к обследованию районах, буквально прошли по дну с интервалом в один метр, проверяя ил на глубине длинными щупами. Это дало результаты: были обнаружены 32 мины типов LMB и RMH, причем одна из них типа RMH — за 300 метров от места постановки линкора «Новороссийск» на якорной бочке № 3, две другие были обнаружены при подготовке судоподъемной операции в 1956 году. Об этих фактах мы уже упоминали. Естественно, батареи всех мин «RMH», обнаруженных в севастопольских бухтах, были обследованы, и, как то не покажется странным, на этот раз инженер-майор К.К. Гавеман актом от 18 июня 1956 года зафиксировал у 43 из 44 батарей «…напряжение без нагрузки 13,8 вольта, при нагрузке 20 Ом —10,6 вольта…»

Информация к размышлению: согласно официальному отчету 1952 года, батареи всех обнаруженных мин были «…практически полностью разряжены от саморазряда» , а по данным проверки Гавемана от 1956 года, все батареи вдруг (?) оказались с напряжением, близким к номинальному и вполне достаточным для взрыва мины!

Этой физической «аномалии» имеется вполне логичное — житейское объяснение. Закончив в 1940 году ВВМИУ им Дзержинского, лейтенант К. Гавеман был назначен не на корабль, как большинство его однокашников по училищу, а направлен для службы инженером по вооружению в один из авиационных полков флота. За два дня до начала войны Гавеман был арестован особым отделом и осужден по стандартному для военного времени обвинению по ст. 58 «в» на 10 лет лагерей. В апреле 1944 года осужденному Гавеману было объявлено «… об отсрочке отбытия наказания по обстоятельствам военного времени» и он продолжил службу на базе оружия, досрочно получил два звания, и к 1955 году служил в должности начальника лаборатории МТИП минно-торпедного отдела Черноморского флота. Привлечение в качестве эксперта минной секции Правительственной комиссии офицера с неснятой судимостью может иметь лишь одно объяснение — член Правительственной комиссии генерал-лейтенант МГБ А. Шилин вполне доходчиво объяснил бывшему «зеку», что от его «авторитетного» мнения в поддержку «минной» версии взрыва линкора будет зависеть процесс снятия судимости, и в последующем — принято решение о продолжении службы в условиях начавшегося сокращения вооруженных сил… Офицер, потерявший за время нахождения в лагере 3,5 года выслуги и не имевший льгот участника боевых действий, в числе первых был обречен на увольнение в запас без права на пенсию… Хороший стимул для «целевой» работы в «минной» секции Правительственной комиссии. А так — все «сложилось»… Гавеман настолько активно отстаивал «минную» версию в гибели линкора, что поставил в сложное положение даже начальника МТУ флота капитана 1 — го ранга Марковского. О чем мы уже вели речь.

Читая эти выдержки из стенограмм заседания Минной секции Правительственной комиссии, так и напрашивается в адрес того же Гавемана: «…твою немецко-еврейскую мать… со всеми ее родственниками». Вот ведь до чего доводят и к чему приводят человека наши разлюбезные сотрудники МГБ с их методами убеждения и принуждения.

Инженер-майор К.К. Гавеман в 1958 году был назначен старшим офицером МТУ ЧФ, с него сняли судимость и присвоили звание подполковника, а в 1960 году, с учетом шести лет службы на должностях, связанных с эксплуатацией «разрядных изделий», предусматривавших зачет выслуги один к трем… он был таки уволен со службы, получив свои «вымороченные» или «вымученные» 50 % пенсии…»

Как следствие — в течение последующих 40 лет оставалось закрытым для исследователей, сохраняя гриф секретности, значительное число отчетных документов, отработанных секциями той же комиссии. Так, информационные материалы МТУ ВМФ о послевоенных испытаниях батарей ЕКТ мин «RMH» также сохраняли гриф секретности до 1998 года. Прежде всего, потому, что эти данные свидетельствовали не в пользу выводов, сделанных «экспертом Гавеманом».

Предположим, что мы настолько недоверчивы и тупы, что верим исключительно выводам Правительственной комиссии.

Поскольку в материалах расследования и выводах комиссии чаще всего речь идет о взрыве немецкой донной мины типа «RMH», для того, чтобы окончательно убедиться в несостоятельности этой версии, рассмотрим различные варианты взрыва этой мины относительно корпуса линкора.

Начнем с самого невероятного варианта: предположим, что заряд взрывчатки находился непосредственно под днищем линкора. Формула расчета пробивания металла имеет вид:

С = 10 hF (формула 23 из «Руководства по подрывным работам»), где

С — масса заряда в кг

h — расчетная толщина листа в см

F — площадь поперечного сечения листа в кв. см

F = 13,6 х 1400 = 19 040 см 2

Тогда С = 10 х 13,6 х 19 040 = 2589 кг

Однако, если со стороны, противоположной заряду, находится не вода, а воздух, то заряд уменьшается в 1,5 раза.

Тогда С = 2589/1,5 = 1726 кг

Напомним, что заряд самой тяжелой из все немецких донных мин RMH составлял 907 184 кг гексонита. В тротиловом эквиваленте это около 1252–1316 кг. По своему назначению и по определению, эта мина должна была лежать на дне. А это значит, что от нее до днища корабля было не меньше 7 метров. Исходя из этого условия, следовало производить расчеты и выявлять возможную степень разрушения линкора. Очевидно, это обстоятельство побудило комиссию сделать вывод, что мина была не одна, а две рядышком. Опять выясняется, что по всем признакам — маловато. Между тем ни в одном из специальных источников мы не находим сведений о том, что немцы практиковали установку двух донных мин вместе. Единственный раз при обследовании дна Южной бухты водолазами были обнаружены две донные мины советского образца, гидродинамические датчики которых были соединены тросиком. Из расчета, что при попытке поднять одну из них произошел бы подрыв двух мин.