Борис Никольский - Загадка гибели линкора «Новороссийск»

Если и этот вариант диверсии покажется вам слишком надуманным, по крайней мере, по слишком уж «мутному» происхождению глубинной бомбы, то предлагаю еще один — более реальный.

Линкоровские и крейсерские баркасы в течение суток совершали десятки рейсов. Основные рейсы баркасам приходилось выполнять между кораблем и причалами либо между кораблями, стоявшими на рейде. Зачастую баркасы выполняли рейсы с хозяйственными целями — на причалы продовольственного или шкиперского складов, иногда сутками находились в распоряжении дежурных по рейду. При стоянке корабля на внутреннем рейде, по типовому субботнему распорядку, сразу с подъемом, один из баркасов направлялся в устье Черной речки за чистым речным песком, используемым для чистки деревянного настила палубы во время большой приборки.

Типовой вариант — ранним утром, получив накануне сухой паек, штатная команда баркаса в составе старшины, моториста и двух крючковых усиливалась двумя матросами с боцманской команды, снабженными десятком мешков. Старшим рейса обычно назначался подсменный вахтенный офицер, в обязанность которого и без того входили рейсы на дежурном баркасе. Ставилась задача — набрать в мешки речной песок и прибыть к борту корабля к третьему часу большой приборки. По сути дела, в теплое время года подобный рейс предполагал маленький пикник для команды баркаса и боцманов. Баркас входил в Черную речку, подходил к берегу в месте, давно присмотренном для сбора песка и не менее удобном для купания и загорания. Чтобы собрать песок в мешки, опытным ребятам было достаточно сорока — пятидесяти минут. Моряки отлично знали, на что им можно было рассчитывать с каждым из лейтенантов, назначенных старшими. Бывало, что кто-то из команды отлучался на часок-другой, бывало, что одна из подруг моряков совершенно случайно (?) оказывалась поблизости и составляла компанию морякам. Сплошь и рядом бывало, что стоянка баркаса происходила в сотне метров от места, где «прохлаждались» моряки. В лучшем случае на баркасе либо вблизи от него оставался старшина или моторист. За этот период, нередко длившийся пару часов, рядом с баркасом теоретически могла появиться пара крепких ребят с обычной садовой тачкой, где под брезентом или какой-нибудь рогожкой находилась малая глубинная бомба, закамуфлированная под привычную в те годы цилиндрическую канистрочку для керосина. В качестве такой бомбы идеально подходил ее авиационный вариант, массой в 12 кг. «Канистра» благополучно ставилась в моторный отсек и могла там находиться пару и более дней — до очередного «шмона» главным или старшим боцманом.

Далее «диверсионный» сценарий мог развиваться по разным вариантам. Как вариант — баркас, стоявший под «выстрелом», крепился носовым или кормовым перлинем к скобе на «выстреле». На ночь, в стандартном варианте, кто-то из команды баркаса ночевал на его борту. Обычно это был старшина или моторист, бывало, что кто-то из опытных «крючковых», служивших не первый год. Оставшийся в баркасе моряк мог в назначенное время вставить в глубинную бомбу взрыватель, который в стандартном варианте срабатывал на глубине 6 метров. При осадке линкора в носу 9,5 метра — это классический вариант. Баркас следовало закрепить как можно ближе к корпусу корабля и рассчитать его погружение таким образом, чтобы он своим днищем с металлическими пайолами, способными выполнить функцию отражательного экрана, был параллелен борту корабля. Оставив бухточку троса в 7–8 метров, тем ограничив возможную глубину погружения, и вынув днищевую «пробку» в носу или в корме, «наш» диверсант имел время переплыть в район пляжа у причала Ушаковой балки либо подняться по шторм-трапу на борт корабля и перейти в кормовую часть корабля в ожидании взрыва. При таком варианте диверсии детонация основного заряда, заложенного в трюме линкора, от взрыва глубинной бомбы как инициирующего заряда была в значительной мере гарантирована. Для скептиков, убеждавших меня, что взрыва малой глубинной бомбы у борта линкора недостаточно для детонации фугаса, заложенного в трюм, или для детонации боезапаса погребов, привожу историческую справку из истории ЭПРОНа. В 1927 году при работах на затопленном под Новороссийском линкоре «Александр Третий» для разрушения участка борта с целью последующей выгрузки боезапаса главного калибра был использован заряд небольшой мощности в 6 кг тротила. И, тем не менее, при подрыве этого, в общем-то специального технического заряда, сдетонировали погреба одной из башен главного калибра линкора. В результате взрыва погиб один из самых опытных специалистов ЭПРОНа. Видимо — недостаточно опытный.

Кстати, в своем исследовании мы традиционно «заклиниваемся» на варианте заряда, заложенного в трюме линкора. А что мешало тем же подводным диверсантам укрепить заряд на уровне одного из четырех погребов главного калибра? И борт там был более ровный — надежнее сработали бы магнитные контакты.

При анализе показаний членов экипажа «Новороссийска» особый интерес вызывают воспоминания бывшего старшего штурмана линкора капитана 3-го ранга Никитенко, в тот день стоявшего дежурным по кораблю. Первой мыслью капитана 3-го ранга Никитенко и старшего из механиков, находившихся на корабле — капитана 3-го ранга Матусевича, — были пожар и взрыв бензинохранилища. Когда командир дивизиона главного калибра капитан-лейтенант Марченко убедился в том, что боезапас в погребах цел, то и он поначалу больше «грешил» на взрыв бензина. Значит таки существовала потенциальная опасность взрыва бензиновых паров?

Для проработки этой версии я решил проконсультироваться у бывших офицеров-механиков, служивших на черноморских крейсерах. В период нашей службы на крейсерах в 70—90-х годах баркасы заправлялись дизельным топливом, а в середине 50-х годов на части баркасов использовались бензиновые двигатели.

Катера и баркасы линкора заправлялись бензином из бензинохранилища, расположенного в районе 23—27-го шпангоутов. Одной из задач вахтенного офицера был контроль за своевременной заправкой топливом корабельных плавсредств. В стандартном варианте плавсредства заправлялись сразу же с подъемом личного состава в 6 часов утра. Но бывало, что командирский катер, во избежание утренних «заморочек», заправляли с вечера.

В район рубки дежурного вызывались дежурный по БЧ-5 и дежурный боцман, и по трансляции давалась команда на заправку катеров и рабочих баркасов. Катера и баркасы по очереди подходили к борту в том месте, где от заборного клинкета подавался бензиновый шланг, и производилась заправка. Опять-таки — привычная картина, все катера давно заправились, стоят под «выстрелами», а бензиновый шланг свисает с борта. Да и халявный, никем не меряный бензинчик иногда подтекал из шланга в воду. В бензиновой цистерне линкора в разные периоды было до 50 кубов бензина. Нужно ли мне рассказывать о том, что могло произойти, если в шланг засунуть лоскут ветоши и поджечь его? Механики тут же заявили, что существовал защитный невозвратный клапан, что по своей природе бензин не загорится от искры. Но тут же уточнили, что пары бензина, естественным образом скапливавшиеся в свободном объеме бензиновой цистерны, были способны сдетонировать от той же искры. Вот вам и ответ на вопрос о возможности взрыва в самой бензиновой цистерне. Теперь вопрос к взрывотехникам — могла ли детонация паров бензина вызвать детонацию тола, залитого по днищу той же бензиновой цистерны? Очень похоже, что при этом варианте взрыв был бы неизбежен.