Михаил Супотницкий - Биологическая война (Часть 1)

Старики, месившие под навесом глину, босоногие ребятишки, выглядывавшие из домов женщины — все с любопытством рассматривали нас. Когда мы расположились в тени и развернули свои завтраки, ребятишки, до сих пор застенчиво державшиеся поодаль, подошли ближе. Некоторые из нас пытались завязать беседу на их родном языке и писали китайские слова катаканой. Сагава, как и следовало ожидать, покорил всех ребят знанием их родного языка. Достав из вещевого мешка сладкие пирожки с бобовой начинкой, он оделил ими каждого. Со стороны это выглядело бы довольно трогательно, если бы не странное выражение лица Сагава: оно выражало жестокость и какую-то напряженность. Но тогда я не придал этому почти никакого значения, хотя и должен был знать, что угощение ребят — один из приемов работы диверсионных групп, как это показывали нам в одном учебном кинофильме.

… Прошло несколько дней. Однажды утром мы, придя на службу, заметили необычное оживление в секции. По коридору взад и вперед сновали озабоченные вольнонаемные. По отрывочным словам, доносившимся из лаборатории, я понял, что в деревне, где мы были, вспыхнула чума…Работники лаборатории потом по очереди должны были ездить в эту деревню, чтобы наблюдать за тем, как протекает эпидемия, и на месте испытывать эффективность лечебных препаратов. На этот раз в качестве ассистента послали и меня. Одетые с целью самозащиты в специальные резиновые костюмы, мы под палящими лучами яркого солнца чувствовали себя словно в бане. На улице не было ни одного жителя. Деревня строго охранялась солдатами нашего отряда. Дома, где были больные чумой, с целью предупреждения распространения инфекции мухами были обнесены мелкой белой металлической сеткой, похожей на сетку от москитов.

… Все дети, которых Сагава оделил сладкими пирожками, заболели легочной формой чумы, и некоторые уже умерли. Один за другим в деревне появлялись новые больные. Значит, тучи мух и полчища блох уже разнесли чумные бациллы по всей деревне. Когда я вместе с военным врачом Цудзицука вошел в один из домов, обнесенный металлической сеткой, перед нами открылась такая страшная картина, что даже я, видавший уже немало на многочисленных опытах и фотоснимках, от ужаса то и дело закрывал глаза. Когда мне казалось, что среди трупов я узнаю какого-нибудь мальчугана из тех, которые в тот день так беззаботно играли среди нас, я готов был громко разрыдаться.

… Моя обязанность заключалась в том, чтобы помогать при вскрытии трупов с целью извлечения легких, селезенки и других органов для изготовления препаратов, необходимых при проведении исследований. У меня не было никакого желания вникать в порученную мне работу, и я выполнял ее механически, по привычке. Сквозь стены до нас доносились жалобные стоны умирающих, а за проволочной сеткой слышалось громкое жужжание мух, привлеченных сюда запахом человеческих внутренностей.

В зачумленной деревне мы провели не более часа, но у меня от нервного напряжения кружилась голова, и подкашивались ноги. Нервы мои были напряжены до предела. Я чувствовал себя совершенно разбитым, когда вернулся в расположение отряда. Примерно через неделю деревня была сожжена. Возможно, не все жители умерли от чумы, но так как опыт следовало держать в строгой тайне, то говорили, что все оставшиеся в живых были расстреляны. Судя по кинофильму, о котором я уже упоминал, подобные жуткие опыты на людях в широких масштабах проводились несколько раз до и после этого случая».

Хироси Акияма и здесь точен. Еще во время чумы в Маньчжурии 1910–1911 гг. было установлено, что первичная легочная чума («чумная бронхопневмония») у человека возникает посредством первичного поражения Y. pestis миндалин и слизистой глотки. Причем чумная инфекция транспортируется в легкие не через воздух, а при помощи крови, т. е. гематогенно (Кулеша Г. С., 1912, 1924). Кишечная форма чумы, казалось бы, вполне естественная при таком пути проникновения возбудителя чумы в организм человека, большинством авторов в качестве самостоятельной клинической формы болезни не признается (см. в кн. Шуваловой Е. П. с соавт., 2002).

Навыки, приобретенные в отряде, пригодились некоторым его бывшим служащим уже после войны. 26 января 1948 г. Садатоси Хирасава, бывший сотрудник отряда № 731, выдав себя за представителя некой организации по борьбе с эпидемиями, которой необходимо было провести вакцинацию служащих Имперского банка в Токио, обманом принудил 16 банковских служащих принять цианистый калий. Он сам им сделал инъекции яда, предварительно протерев кожу жертвы ватой со спиртом. После того как 12 из них умерли сразу, бандит спокойно забрал деньги (164 тыс. иен наличными и чеки на сумму 17 тыс. иен) и скрылся. Все сотрудники отряда, жившие в то время в Японии, попали под подозрение. Во время допроса одного их них следователь, взглянув на него и на фоторобот, воскликнул: «Ого! Как похож на преступника из Имперского банка! Просто одно лицо!».

Чума от дьявола в Чандэ.Эта операция с применением БО спланирована на основе представлений, отводящих крысам и блохам основную роль в поддержании эпидемии чумы в городах. Непосредственно руководил операцией полковник Акира Оота. Цель операции — нарушить коммуникации китайских войск, важным пунктом которых являлся Чандэ. По замыслу Исии сброшенные с самолетов зараженные чумой блохи должны были вызвать сначала чумную эпизоотию среди городских грызунов, и от них чума должна массово, посредством уже заразившихся блох, живущих на местных грызунах, распространиться среди населения города в бубонной форме. У части китайцев болезнь проявит себя во вторично-легочной форме, которая, в свою очередь, даст случаи первичной легочной чумы, образующие, как правило, далеко тянущиеся самостоятельные цепочки этой клинической формы болезни. Все вместе они приведут к чумной бойне, наподобие той, которая произошла в 1910–1911 гг. в Маньчжурии. Замысел операции был основан на надежной научной литературе. Для надежности самого эксперимента Исии и Оота выбрали в качестве целей для Б О густонаселенные бедные кварталы этого города. Даже время нападения — поздняя осень, выбрано ими потому, что именно тогда домашние грызуны заканчивают свое перемещение с полей в дома людей на зимовку и скапливаются там в больших количествах.

Около 5 ч туманным утром 4 ноября 1941 г. одиночный японский самолет, пролетавший на небольшой высоте над китайским городом Чандэ, сбросил вместо бомб зерна пшеницы и риса, кусочки бумаги, ватную набивку и некоторые не установленные мелкие объекты. Эти материалы упали главным образом в Цзиясяне на улице Гуанмяо (район «А» по карте) и вокруг района восточных ворот (район «Б» по карте) города. После отбоя воздушной тревоги (в 17 ч), образцы рисовых зерен были собраны и посланы полицией в госпиталь Гуандэ для микробиологического исследования (рис. 1.25).