Михаил Супотницкий - Очерки истории чумы. Книга II. Чума бактериологического периода [без иллюстраций]

Санитары китайцы несли обязанности по содержанию вагонов в чистоте, по подаче кипятку, дров, пищи. На каждого санитара, таким образом, приходилось по 3–4 вагона. За правильностью раздачи пищи обсервируемым следили 6 русских санитаров, которые числились как старшие санитары. Пища давалась один раз в день: в 12 часов; а кипяток 2 раза — утром и вечером. Хлеб раздавался утром.

Обсервация для каждого вновь прибывшего на нее продолжалась ровно 5 дней; если среди обсервируемых случались заболевания чумой, то бывших с ними в одном вагоне выделяли в другой, и срок обсервации считался уже снова, с момента перехода в новый вагон, не считая дней, проведенных ими ранее в прежнем вагоне. Благодаря такому порядку некоторым людям приходилось проводить в обсервации до 15 дней.

Если больной был только подозрителен, то, выделяя других в новый вагон, оставляли подозрительного в старом, в ожидании результатов бактериоскопического исследования мокроты и, если оно давало отри-нательный результат, то счет срока обсервации для всех оставался прежним. После истечения 5-дневного срока обсервации рабочих отправляли гуда, откуда они пришли. Бродячий элемент, не имеющий определенных занятий (с 26 ноября по 6 февраля) отправляли в Куанчендзы, а после 6 февраля стали отпускать с обсервации на все четыре стороны. Отправкой в Куанчендзы администрация КВЖД одно время увлеклась до того, что не давала выдерживать обсервируемых китайцев и в течение 5 дней. Случалось даже так, что накануне в вагоне был обнаружен больной чумой, а на другой день все бывшие с ним в вагоне отправи-иись в Куанчендзы.

Опустевшие и зачумленные вагоны дезинфицировались из гидропульта горячим раствором сулемы 1:500, затем нары вынимались и щетками каждая доска мылась мыльно-карболовым горячим раствором: (I фунт зеленого мыла, 2 фунта черной неочищенной карболовой кислоты на ведро горячей воды). Пол мылся шваброй, стены и потолки обливались раствором из гидропульта. В случае заболевания чумой в вагоне-теплушке — сначала воздух вагона пробрызгивался из гидропультов раствором сулемы (1:59), затем стены и пол. Только потом разрешалось санитарам войти в вагон, забрать вещи для дезинфекции и подмести пол, после чего дезинфекция делалась основательно.

С 21 ноября по 1 апреля на обсервации находилось 10 250 китайцев, 225 европейцев. Всего 10475 человек.

Из них:

умерло в вагонах обсервации: 66 китайцев; переведено в чумной барак: 180 китайцев и 2 европейца; переведено в изоляцию: 102 китайца и 7 европейцев; бежало с обсервации: 536 китайцев; освобождено: 7942 китайца и 216 европейца.

Выслано в Куанчендзы с 26 ноября по 6 февраля 1443 китайца. Общее число проведенных на обсервации дней: 75 685 — китайцами, 1146 — европейцами. За все время эпидемии в обсервационных теплушках обнаружено 291 случай заболевания. Самое большое число заболеваний, наблюдавшихся в отдельных вагонах, одиннадцать.

Помимо оцепления всего Харбина, Московский чумной пункт, обнесенный на протяжении 2–2,5 верст забором, имел свое оцепление. У 4-х ворот стояли по 2 часовых, которые требовали от всякого въезжающего на пункт и выезжающего с пункта — предъявить пропуск. Их выдачей ведало противочумное бюро и комендант пункта.

Обсервационные вагоны имели, кроме того, свое оцепление. Сначала оно было общим для всех вагонов, но после обнаружения побегов китайцев из вагонов обсервации (с ноября по апрель бежало 536 человек), оцепление было снято и каждому солдату было поручено наблюдение за несколькими вагонами (3–4 вагона).

Г1о сведениям, полученным от китайцев, они с обсервации пропускались русскими санитарами за плату полтора рубля с человека.

После выставления часовых, количество побегов резко уменьшилось. На ночь вагоны запирались на замок. Переходить из вагона в вагон воспрещалось. В вагоне ставились параши, но китайцы предпочитали отворять дверь вагона и мочиться в щелку на улицу, отчего на вагонах нависли сосульки, чуть ли не в 0,5 аршина толщиной. Их приходилось потом срубать. За большой нуждой они стучали в дверь, часовой, слыша этот стук, свистел так называемому «выводу» (их было тоже несколько); свистеть и стучать иногда приходилось долго, и случалось, что когда выводной отворял дверь вагона и звал «стучащего», то надобности в нем уже не оказывалось. Ретирады были устроены тут же, в 10 шагах от вагонов; на земле были поставлены деревянные стойки и обиты железом, с двумя ходами внутрь, где стоял рундук на 4 персоны.

По утрам китайцы стучали в дверь, все вместе и гуськом толпились у двух входов, строго соблюдая очередь. Когда на обсервации находилось до 2 тыс. человек, ретирадов утром не хватало, ждать очередь приходилось слишком долго и тогда они вагонными группами бежали шагов на 50 от вагонов и рассаживались на снежной равнине. В это время другая группа из соседнего вагона, окончившая наскоро отправление нужды, термометрировалась.

Обсервационным пунктом заведовали до 10 декабря С.И. Петин, до 1 января С.Н. Предтеченский, с 1 по 18 января В.М. Михель, затем Г.И. Малов.

Изоляционный пункт.Изоляции подвергали всех температурящих больных, у которых диагноз чумы еще не был подтвержден бактерио-скопически, а также тех лиц, которые находились с больным чумой в тесном контакте (например, жили с ним в одной комнате).

С переводом чумного пункта в Московские казармы, под «изоляцию» отвели вторую половину чумного барака № 9, (см. рис. 31.10). Она состояла из 3 комнат: одна с нарами на 75 человек, предназначавшаяся для слабой (широкой, массовой) изоляции; вторая, тоже с нарами на 20 человек, для более строгой изоляции; третья, маленькая комната на 2 кровати, предназначалась для самой строгой изоляции. Ход в эту комнату вел через дежурную комнату санитаров, в которой должны были производиться переодевание и дезинфекция медицинского персонала.

Но все это только «предназначалось», на самом деле все категории изоляции в начале эпидемии очутились в положении, как раз обратном, и вот как это случилось.

В начале декабря «в самую строгую» изоляцию первым был помещен неизвестный китаец, доставленный в бессознательном состоянии, который, прожив здесь около 20 часов, умер. Вскрытие показало, что он оказался отравленным. Второй случай: со станции Шуанченпу был доставлен больной в бессознательном состоянии. На третий день он пришел в сознание и объяснил, что принял какое-то лекарство.

Когда он уже поправлялся, в одну комнату с ним, «в самую строгую изоляцию», был помещен уже поправляющийся тифозный больной. Кроме того, стены этих палат содержали такие щели, что из одной комнаты прекрасно можно было видеть содержимое другой.

В изоляцию отправляли больных первое время помимо врачей, лица, не принадлежащие к медицинскому персоналу, например, сотрудники полиции. Вследствие иного понимания жандармами значения слов: «подозрительный» и «изоляция» (да еще при существовании их категорий), получилось то, что в изоляционных комнатах находились одновременно и явно чумные, которые умирали иногда спустя 3–4 часа, и оспенные, и больные водянкой, и даже лица с проломленными головами и в алкогольном делирии.