Геннадий Обатуров - Дороги ратные крутые

Движение колонны начали после 23-х часов. И над каждой колонной взлетали ракеты, окрасив местность в разные цвета. На подъеме к Равно-Горе я смог обозреть движение колонн, четко обозначенное ракетами. Зрелище, усиливавшееся темнотой ночи, было внушительным: как-будто двигалась масса войск.

К трем часам 1 1-го сентября бригада вышла в районы бороны, а к 9-ти часам заняла ее. К пяти часам и разведдозоры вышли в указанные им пункты, о чем я донес комкору и комбригу. С облегчением вздохнул и заснул на сидении своей радийной машины.

Около девяти часов к радиостанции меня вызвал командир корпуса. Сон, конечно, улетучился, как пар, я вскочил в кузов РСБ и доложил, что слушаю.

— Обатуров, где разведдозоры?

— Доносил и докладываю, в Звездец, Визице и Болгари. Генерал Жданов резко возразил:

— Нет их там! Вы ничего не знаете. К югу от Звездец разведка уже ушла к туркам.

— Не только за границу, но и к границе никто из разведчиков не подошел, — настойчиво повторил я.

— Немедленно лично проверить местонахождение дозоров и через два часа доложить.

Понимая, что за два часа в горах 180 км проехать не смогу, отправился в Звездец и Визицу, а в Болгари направил майора Федорова. Оказалось, что дозоры стоят там, где им было приказано. Вернувшись через два часа с четвертью, незамедлительно связался с радиостанцией командира корпуса. Трубку взял подполковник Толубко.

— Дозоры проверены: два мною, один Федоровым. Мой доклад был точным.

— Ты сам, Геннадий, был в Звездец?

— Лично сам. Там и болгары сказали, что никто из русских к границе не проезжал.

— Очень хорошо. Сейчас генерал говорит с самым старшим. Ждите.

Прошло не более пяти минут, как прозвучал голос комкора:

— Значит, свой доклад подтверждаете?

— Так точно.

— Минуту.

И услышал, как генерал Жданов докладывал по телефону:

— Товарищ командующий, начальник штаба бригады лично проверил и мне только что доложил, что к границе никто из наших не подъезжал.

Что ответил Толбухин (получивший уже звание Маршала Советского Союза), мне не было слышно. Подошедший к радио Толубко сказал:

— Приказано дозорам стоять там, где находятся. Ракеты не пускать.

О случившемся доложил полковнику Троценко.

— Мне тоже попало, только не знаю, за что. Может, за то, что на обвинение в беспорядках, творящихся в бригаде, я ответил: «У Обатурова все в порядке. В точности его доклада не сомневаюсь».

Днем по заданию командира корпуса дозоры проверили гвардии подполковник Толубко со своим помощником.

— Доклады твои, Геннадий, конечно, верные, — заехав ко мне, сказал Владимир Федорович.

— Володя, недоверие и неуважительное отношение ко мне генерала Жданова известны. Но что же произошло?

— Доверительно скажу. Командующему войсками фронта утром позвонили из Ставки и распорядились срочно выяснить, где и чьи советские подразделения или части перешли болгаро-турецкую границу. Это, мол, встревожило союзников. Нарушителей границы приказано немедленно вернуть, расследовать и доложить. Толбухин в свою очередь потребовал того же от Жданова.

Указывая на свою карту, он продолжал:

— Нам приказано не столько проверить дозоры, сколько посетить болгарские заставы на всех трех направлениях. Мы убедились, что к заставам никто из Красной Армии не подходил. Мы были первыми советскими офицерами, которых видели пограничники.

Володя закончил рассказ со смехом:

— Болгарские пограничники видели ракеты ваших дозоров и ждали вас. А с утра и до сих пор не видят ни пограничников, ни таможенных чиновников Турции. Никого нет. Выходит, что они от испуга удрали, бросив границу.

— Это шумное выдвижение в сторону границы осуществлено по распоряжению фронта? — спросил я.

— Конечно.

К вечеру по указанию командира корпуса дозоры были отведены на участок обороны бригады.

После моего доклада полковник Троценко резюмировал:

— Напугало большое начальство и турков, и себя.

— Похоже, больше всех напугался кто-то из союзников, — высказался я.

— А что? Может, и так. А вот Жданов испуг верхов и свой превратил в грубость и оскорбил нас. Когда Жданов ругался в трубку, я ему сказал: «Можете хамить, когда убедитесь, что мы виноваты, а сейчас прекратите». Он бросил трубку.

Мне подумалось: «Зря сказал, это отразится на бригаде».

В тех архивах корпуса и фронта, которые удалось изучить, не встретилось сведений, во исполнение чьих указаний был осуществлен этот маленький маневр к болгаро-турецкой границе, вызвавший большой переполох. Остаюсь уверенным в том, что это исходило из центра.

КП бригады был оборудован на южной окраине поселка Св. Никола, а часть штаба разместилась в нескольких комнатах штаба полка береговой обороны болгарской армии. Здесь мы близко познакомились с болгарскими военнослужащими. Еще ночью с 10-го на 11-е сентября командира бригады встретил у штаба командир полка.

— Поручик Чиков, командир на полк, — представился гвардии полковнику Троценко молодой болгарский офицер среднего роста.

Вскоре мы узнали, что 8-го сентября солдаты полка потребовали от нескольких офицеров, политически неугодных, во главе с командиром полка оставить полк, а поручика Чикова, коммуниста-подпольщика, избрали командиром.

С личным составом полка у нас установились самые дружеские отношения. Бросалась в глаза дисциплина и исполнительность. Зная, как в Меджидии из румынского охранного батальона с 24-го по 31-е августа дезертировала половина солдат, я спросил поручика Чикова:

— Много ли в полку дезертиров?

Чиков удивленно посмотрел на меня и ответил:

— Дезертиров нет и быть не может.

Самым неожиданным явилось то, что наши воины без особого труда объяснялись с болгарскими. Заимели мы в штабе двух солдат из советских болгар, призванных еще с начала войны из района Болграда, города на территории Измаильской области Украины. Эти гвардейцы прошли по полям войны уже три года и вызывали восхищение у болгарских солдат своими наградами. С помощью их сравнительно своевременно были доведены до личного состава бригады русские слова, звучащие по-болгарски непристойно.

Второе событие из области большой политики началось утром 12-го сентября. Была получена шифротелеграмма командира корпуса, адресованная всем бригадам. В ней предписывалось изъять у болгарских войск, расположенных в районах дислокации бригад, все вооружение. Словом, надлежало их разоружить.

Прочтя шифровку, комбриг, начальник политотдела и я с ними не сразу нашли слова. Надо было поступить вопреки дружеским отношениям, установившимся с полком.

— Как мы им, братьям-болгарам, объясним это? — посетовал полковник Троценко.

Но распоряжение надо выполнять. Приглашенному поручику Чикову командир бригады самым сочувственным тоном сказал: