Жорж Дюби - История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

В самом деле, признание некоторых обычаев «дурными» подразумевало, что существуют и «добрые» обычаи. Само употребляемое для их обозначения слово предполагало согласие людей, с которых взимались сборы, и которые сохраняли память о справедливых обыкновениях. Справедливых потому, что в обмен эти люди получали определенные выгоды. Утверждавшуюся сеньориальную налоговую систему характеризовало равновесие, которое устанавливалось благодаря непрекращавшемуся противоборству между алчностью управителей и сопротивлением управляемых, способностью последних удовлетворять требования их покровителя («испрашивания», как тогда говорили), не оказываясь раздавленными. Анахроничным было бы осмысление сеньории в понятиях угнетения. Нельзя забывать, что в обмен на свой вклад ее подопечные получали выгоды, сравнимые с теми, которых мы ожидаем от современного государства.

Наконец, система изъятий не была создана на пустом месте. Она явилась продолжением той системы, которая с самых древнейших времен поддерживала государство. Во времена поздней Римской империи «публичные персоны» и сопровождавшие их лица, совершая официальные поездки, имели право на кров и на стол в тех домах, хозяева которых извлекали пользу от этих поездок. Таким образом, в XI, XII веке сир следовал уважаемым традициям, когда он вместе со своими рыцарями, с их лошадьми останавливался на день-другой в крестьянской усадьбе или в городском доме. Это право на «кров», на «приют», на «постой», каким бы стеснительным, разорительным для домохозяев оно ни было, признавалось ими в силу традиции. И возможно, что в те времена предоставление крова являлось единственной формой участия в поддержании общественного спокойствия, которое требовалось от домашних очагов в округе. В позднеримской Империи пользователи дорогами, мостами, водными путями, рынками покупали у тех, кто от имени государства обеспечивал безопасность их передвижения, необходимый для совершения сделок мир, гарантии доброго к ним отношения. Преемниками сборов, которыми облагались перевозимые товары, естественно стали дорожные (или мостовые) пошлины.

Новизна ситуации была в том, что фискальные полномочия из рук магистратов перешли в руки лиц, которые мало на них походили, — прево. Этим приказчикам хозяева замков поручали сбор средств, на которые имели право в силу своей власти, причем посредники оставляли себе долю доходов. Новым явлением стала возраставшая алчность всех тех, кто присваивал себе публичные функции. Для хозяев замков и особенно для их помощников сеньория являлась доходным делом, предприятием. По мере того как существование крестьянских сообществ становилось менее голодным, их защитники стремились извлекать из этого все большие выгоды. Им удалось включить в круг обычаев право « tailler » — отрезать, изымать, облагать, которое в словаре той эпохи без обиняков названо правом « tollir » — брать столько, сколько заблагорассудится. Такова была цена защиты, и платить за нее приходилось все дороже. Но деревенский люд, вынужденный нести коллективные повинности, сопротивлялся нажиму и смог ему противостоять. Однако в любом случае функция защиты и отмщения включала в себя отправление правосудия, и с незапамятных времен обычай позволял судье в возмещение того ущерба, который нанесен миру, налагать штраф на виновного в преступлении, подвергать конфискации его имущество в случае покушения на жизнь.

Сеньориальные налоги, основанные на обычае, по самой своей природе обладали тенденцией к росту. И они на самом деле становились тяжелее. Но этот процесс явно не поспевал за увеличением числа подданных и за повышением доходности их деятельности. На практике это привело к облегчению налогового бремени. В XII веке крестьянские семейные хозяйства кажутся менее обездоленными, чем в тысячном году. Во всяком случае, описанная система эксплуатации оказала серьезное влияние на экономическое и социальное развитие французских краев. Побуждая крестьян лучше использовать землю и добывать себе звонкую монету, налоговые платежи обусловили сокращение свободного времени работников и включение в торговый оборот излишков продукции их хозяйств. В рассматриваемый период богатства стали значительно быстрее переходить из рук в руки. Источником такого движения в первую очередь оказывалась набожность, побуждавшая людей к пожертвованиям в пользу Церкви во имя собственного спасения; вторым же источником было право на изымание средств для поддержания общественного мира. Это право питало щедрость сеньоров и расточительность их рыцарей. Указанное движение привело также к тому, что эксплуатируемый класс стал более однородным. С одной стороны, благодаря податям, которыми в равной мере облагались все крестьянские очаги, сгладились различия в правовом положении свободных людей и других категорий населения. Как показывают изыскания, в течение XI века выходят из употребления старые термины, обозначавшие рабов. С другой стороны, в первое время груз податей был достаточно тяжелым, чтобы устранить разрывы в имущественном положении тех, кого рыцари без всякого разбора называли словом «селяне». Наконец, благодаря податям образовалась глубокая пропасть между эксплуатируемыми и другими — людьми молитвы, военными людьми, освобожденными от обложений, ибо они несли служебные обязанности, в силу чего каждый из них получал свою долю доходов от этих обложений. Фискальная сеньориальная система обусловила разделение общества на два лагеря. В одном из них люди были солидарны в сопротивлении, в другом царили гордость за свои привилегии, презрение к тем, кто ими не обладал.

Писцы называли округом, «дистриктом» (от латинского глагола distringere — принудить) территорию, находящуюся под защитой башни. Действительно, порядок там устанавливался путем принуждения, причем принуждения неумолимого, когда его объектом являлся народ. Для крестьян, для путников человек, который распоряжался в крепости, был dominus — господином. Но в разговорной речи его называли сиром, производным от слова senior, что означает самый старший. Этот термин прекрасно определяет другой вид власти — военачальника над своими рыцарями.

Они также испытывали принуждение, но следовали вольному порыву своего сердца. Им полагалось любить человека, который собрал их под своим стягом, как в семье молодые любят старшего. Между господином и его рыцарями должны были бы устанавливаться такие же отношения любви, какие привязывали Роланда к Карлу Великому, Тристана — к королю Марку, племянника — к своему дяде по матери. Такое чувство естественно объединяло людей одной крови, что определяло для их круга особую важность продолжения потомства и брачных союзов. Однако не всех рыцарей округи соединяли узы крови. И тогда необходимое чувство любви порождалось с помощью символических жестов. Совершался обряд усыновления. Рыцаря приглашали преклонить колена, соединить свои руки и вложить их в руки патрона, которому отныне необходимо было выказывать преданность. Но вслед за первым жестом, который символизировал отречение от себя и совершения которого требовали От самых обездоленных в знак их подчинения, следовал другой жест, обозначавший союз. Патрон и рыцарь целовались в уста, дыхание их соединялось, они теперь стояли вместе в позах, выражающих равенство. Участники ритуала оказания чести — принесения оммажа — должны были отныне оберегать друг друга как добрые родственники, помогать друг другу делом и советом. Затем произносилась клятва верности. Вассал — «мальчонка» давал слово сеньору — «старшему», «старику» — сдерживать свой пыл, не предавать его, не причинять ему вреда.