Жорж Дюби - Развитие Исторических исследований во Франции после 1950 года

Жорж Дюби (род. 7 октября 1919 г.), член Французской академии, профессор Коллеж де Франс, один из крупнейших историков современной Франции, автор многих книг по социально-экономической и культурной истории западноевропейского средневековья. Статья написана автором по материалам доклада, прочитанного им 2 октября 1989 г. на заседании Ученого совета Института всеобщей истории АН СССР. На том же заседании Ученого совета состоялось чествование Ж. Дюби в связи с его 70-летием.

Чтобы показать, что представляет собой современная французская историография, я предпочел исходить из моего собственного научного опыта. Это будут размышления о пройденном мною самим пути в науке. Конечно, из-за такого подхода широта обзора несколько сузится, так как главным образом я буду говорить о том, чему я себя посвятил — об изучении средневекового и — особенно — феодального общества. Зато, ограничив свою тему, я смогу более углубленно показать эволюцию французской историографии на протяжении целых четырех десятилетий, осветить ее в контексте общекультурного развития французского общества.

Я начну с послевоенного времени, приблизительно с 1945 г., когда окончились годы моего ученичества и началась самостоятельная исследовательская работа. Тогда все, что было живого во французской исторической науке, ориентировалось на экономическую историю. Это не было следствием влияния марксистской мысли, ибо мощное воздействие, особенно на молодых ученых, таких, как Эмманюэль Леруа Ладюри, Франсуа Фюре, Дени Рише, она стала оказывать только с этого времени. Все упомянутые исследователи были моложе меня лет на десять и составили в дальнейшем новое поколение так называемой школы «Анналов». Преимущественное внимание к экономике в исследованиях ведущих французских историков продолжало традиции историографии 30-х годов, когда историки находились под сильным влиянием экономистов, на взгляды которых, в свою очередь, повлиял кризис 1929 г. События 1929 г. и их последствия приковывали внимание, требовали объяснения. Вот почему тогдашняя экономическая наука в своих построениях исходила из простых понятий — понятий роста и кризиса, изучала конъюнктуру, стремилась выявить долговременные тенденции и циклические колебания в движении цен. Отсюда, на мой взгляд, ведет свое происхождение выдвинутая позднее Фернаном Броделем схема трех «уровней длительности»: события, конъюнктура, структура (два последних термина заимствованы у экономистов), а также потребность в количественном анализе социальных явлений — в так называемой сериальной истории, успехи которой упрочились после 1950 г., особенно в области исторической демографии, где французская историческая школа проявила себя с блеском. данное направление предоставляло наиболее широкие возможности научного исследования специалистам по новой истории (XVI–XVIII вв.): в их распоряжении находилось большое (но не чрезмерное) количество источников, позволявших составить ряд непрерывных цифровых серий и на их основе построить различные кривые. Этим объясняется особое влияние взглядов такого историка, как Эрнест Лабрусс, специалист по кризисам, предшествовавшим Французской революции, а также роль, которую в последующие десятилетия играли исследования Броделя и Пьера Шоню.

Медиевисты — по крайней мере те, кто работал на переднем крае науки, — разделяли это стремление к изучению экономических явлений. Они считали своим предшественником Анри Пиренна — ученого, работавшего над историей Бельгии — страны, в высокой степени урбанизированной. Естественно, что он уделял особое внимание вопросам рыночной экономики и прибыли. Он занимался также проблематикой экономического роста и кризисов. Вслед за Пиренном экономическая история средневековья обратилась к деньгам, ценам, торговле, т. е. сосредоточила свое внимание на изучении города. Именно на вопросы, связанные с городской экономикой, с городской средой — с «истоками капитализма» (название книги Жоржа Эспина — одного из первых медиевистов, объединившихся вокруг журнала «Анналы»), стремились дать ответ в своих докторских диссертациях, которые они писали или завершали в 1945 г., замечательные медиевисты, те, кто был старше меня на 10–15 лет: Жан Шнейдер, Мишель Молла, Филипп Вольф, Ив Ренуар.

Однако пятью годами ранее появилась захватывающая книга, смелость и богатство содержания которой еще и сегодня поражают ее читателей. Автор — Марк Блок — озаглавил ее «Феодальное общество». Выразительное название: именно общество, а не экономика. Это был своего рода манифест в защиту социальной истории, которая освобождалась от своей роли придатка и бедной родственницы экономической истории, чего-то вроде заключения или вывода из нее (ситуация, отчасти отразившаяся и в названии журнала «Анналы экономической и социальной истории»). Теперь общество становилось самоценным и независимым объектом изучения.

Эту великолепную книгу я прочел с таким же увлечением, с каким позднее читал другую, не менее смелую и дерзкую — Люсьена Февра «Проблема неверия в XVI в.: Религия Рабле». Эти две книги, как и «Короли-целители» Блока, а также и критические заметки Блока и Февра в «Анналах», которые оказали на меня, пожалуй, самое сильное влияние из-за известной незаконченности, большей свободы и открытости, побуждавших к дальнейшим поискам, — все это открывало новые пути для изучения социальной действительности прошлого. Лично меня (и некоторых других ученых) эти работы подвигли к исследованиям в двух направлениях: с одной стороны, к углубленному изучению связей каждой социальной группы с той природной средой, в которой она обитает; с другой стороны, того, что Марк Блок в одной из глав своей книги назвал «способами чувствовать и мыслить», т. е. представлений, систем ценностей, идеологий (в широком смысле этого понятия, включая в него право и обычаи как составную часть идеологической системы). Таким образом, в 1945 г., в начале своей научной деятельности, я избрал эти два направления.

Возникновением интереса к изучению природной среды я, конечно, обязан особенностям университетского образования во Франции, которое тесно объединяет изучение географии и истории. Определенную роль сыграло и простое стечение обстоятельств: когда в предвоенные годы я был студентом историко-филологического факультета в Лионе, самой живой, самой увлекательной из гуманитарных дисциплин была именно добрая старая география, соединявшая физическую географию и географию человека (geographie humaine). Те из моих преподавателей, которые сотрудничали в «Анналах», привили мне интерес к этому журналу и приучили меня в занятиях аграрной географией, к которым я был приобщен в годы учебы, руководствоваться еще одной книгой Марка Блока (собственно, это была первая его книга, прочитанная мною) — эссе «Характерные черты французской аграрной истории». Знакомство с нею было событием в моей жизни. Перечитывая ее не так давно, я заметил, что многие места помню наизусть.