Жорж Дюби - История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Королевская власть пошла на присоединение южных земель, посчитала необходимым иметь точку опоры на случай возможной измены Раймонда VII. Кроме того, владение этими землями открывало доступ к морю, что было весьма важно. В королевском доме мечтали не столько об аннексиях, сколько о крестовом походе, о настоящем крестовом походе, который увенчался бы, наконец, освобождением Иерусалима. Во всяком случае, никому в королевском окружении не пришла в голову мысль о возможности присвоения после захвата всех наследственных владений графов Тулузы, перешедших под руку Господню в результате достигнутых в священной войне успехов. Располагая свободой действовать во имя Господа, Капетинги удовлетворились тем, что расчленили огромное Тулузское княжество, прочно привязав к французской короне большую его часть, вовсе не стремясь аннексировать ее полностью. Из четырех диоцезов, предоставленных Раймонду VII в качестве фьефов, один лишь Тулузский был дан ему в пожизненное владение. После смерти графа он должен был перейти к его дочери, помолвленной с одним из сыновей Людовика VIII, и в тот момент бывшей единственным законным ребенком Раймонда. Ее наследниками по этому владению могли стать только дети, рожденные в браке с принцем. Иоанна Тулузская и ее потомки могли бы унаследовать все владения, принадлежавшие некогда ее предкам, если бы ее отец умер, не оставив наследника мужского пола.

Иоанне было восемь лет. До достижения брачного возраста она находилась при французском дворе и ее берегли как зеницу ока. В 1237 году девушку отдали замуж за одного из братьев короля — Альфонса. Никто не мог тогда предположить, что Раймонд VII так и не вступит в новый брак, а Иоанна окажется бесплодной. И когда она умерла в 1271 году одновременно со своим мужем, оплакиваемая всеми тулузцами, с ней «угас и исчез с лица земли» тот род, последним отпрыском которого она была, а все земли Лангедока перешли к французской короне. Такова была воля случая. Но к этому времени монархическое государство уже оказалось способно поглотить эти земли. За 40 лет до того оно не было к этому готово. Да и кто в то время, будучи в здравом уме, мог бы представить себе этот регион иначе, чем конгломератом самостоятельных княжеств, связанных феодальными договорами и, что важнее — родственными узами с королевским доменом, который сам по себе был столь невелик по размерам и так компактно расположен, что давал королю возможность успешно управлять им через доверенных людей? Тогда никто не мог ни предвидеть присоединения Тулузы, ни уж, тем более, желать этого во имя некоего «империализма», совершенно немыслимого в то время. В 1229 году уровень развития государственных институтов не позволял зарождаться подобным замыслам, хотя еще в 1226 году эти институты достаточно укоренились, и Людовик VIII, старшему сыну которого исполнилось в то время всего 12 лет, смог доверить регентство своей жене. И никто не оспаривал его решения.

В XI и в XII веках благородная женщина имела высокую политическую ценность. Она давала дому своего супруга наследников, вливала в него новую кровь, что открывало возможность претендовать на новые владения и, случалось, по смерти мужа становилась наставницей сына, почтительно просившего у нее совета. Если женщина и не играла такой активной роли, она служила для знатных родов главным средством обменов, от которых не менее, чем от войн, зависела судьба сеньорий. Однако к концу XII века возникшие в потоке прогресса сдвиги в положении женщины, поднимавшие ее общественный статус так же быстро, как и статус мужчин, сделали привычной ситуацию, когда за неимением в семье мужа или отца женщина принимала оммаж от имени своего малолетнего сына, или, действуя под контролем сеньора-опекуна, брала на себя повседневную заботу о сыновних интересах. При миропомазании Людовика IX нескольких отсутствовавших баронов представляли их супруги. Тем не менее, новизна положения, которым воспользовалась Бланка Кастильская, была связана не столько с повышением общественного статуса женщин, сколько с укреплением королевской власти.

Став венценосной, королева Франции не могла оставаться в таком же подчиненном положении, как все прочие женщины. Ее образ связывается с образом Богоматери, которую изображали на фронтонах кафедральных соборов держащей на коленях младенца Иисуса, Бога во плоти. Да и муж этой женщины, стоявшей на вершине феодальной пирамиды, не имел над собой иного сеньора, кроме Господа. Один лишь Бог мог, стало быть, обеспечить опеку над его несовершеннолетним сыном, поручив эту миссию одному из высших своих служителей. Именно так обеспечивалась епископом Реймсским вкупе с королевой-матерью опека над принцем Людовиком (его родная мать умерла в 1190 г.), пока Филипп Август возглавлял крестовый поход. В 1226 году все еще продолжался другой крестовый поход — против альбигойцев. На долю кардинала Сент-Анжа, папского легата, выпала миссия занять место Господа при Бланке Кастильской, и в первые несколько лет он служил ей надежной опорой. Но еще более ценную, имевшую решающее значение помощь и поддержку Бланка получала от клириков и рыцарства королевского двора. Они образовали нечто подобное единому семейству, в котором от дядьев к племянникам передавались высокие церковные звания, а от отцов к сыновьям — руководство различными придворными службами (одна лишь семья Готье де Немура, породнившаяся с Клеманами и Корню, на протяжении жизни четырех поколений дала четырех архиепископов, десяток епископов и столько же каноников собора Парижской Богоматери и храма Св. Мартина в Туре, четырнадцать камерариев и маршалов двора). Тесное сплочение этих людей вокруг королевской семьи облекало ствол и ветви всего ее генеалогического древа словно прочной корой, способной поддержать этот род в трудную минуту. И такой момент наступил. Пользуясь малолетством наследника, бароны попытались ослабить путы зависимости, исподволь затягиваемые на них монархией. Укрывшись в Париже, где рыцари и бюргеры королевского домена спрятали юного короля в надежном месте от посягательств мятежных баронов, стремившихся его захватить, Бланка Кастильская устояла под их натиском, опираясь на поддержку людей из окружения своего мужа и свекра. Верные слуги послужили надежнейшей опорой для хрупкой женщины.

Стремясь предотвратить смуту в королевстве, покойный король еще в июне 1225 года сделал необходимые распоряжения относительно наследования. При всех своих недостатках Бланка Кастильская не была лишена и достоинств. Одно из них заключалось в ее неистощимой плодовитости: она родила многих сыновей, и пятеро из них благополучно пережили все опасности детского возраста. Ее последний ребенок по имени Филипп Дагобер должен был стать священником. Согласно утвердившемуся во всех княжествах королевства обычаю, которому Капетинги не следовали со времен Филиппа лишь по воле случая, каждый раз определявшего новые обстоятельства появления на свет их наследников, Людовик VIII оставил сыновьям свое достояние, разделив его на четыре части. К старшему переходили вместе с короной и всем золотом и серебром, хранившимся в башне Лувра, земли домена, принадлежавшие предкам — герцогам Франции, а также и Нормандия, которую ни в коем случае не следовало отделять от этих владений. Второму сыну, Роберту, отходило унаследованное от бабушки графство Артуа, при условии, что в случае, если он не оставит после себя наследника мужского пола, этот фьеф будет возвращен королю. Последние по времени приобретения земли Анжу и Мен должны были перейти к третьему сыну (он умер, и наследником этой доли стал родившийся уже после смерти отца Карл — его шестой ребенок). Альфонс, четвертый сын, будущий супруг Иоанны Тулузской, получил Пуату и Овернь. По достижении совершеннолетия каждому из братьев предстояло вступить во владение своей долей. Несколькими годами позднее эти доли получили название «апанажей», уделов от «владений французской короны». Никто не мог предположить, что подобный раздел сможет нанести какой-либо ущерб короне. Будучи связанными с короной феодальными отношениями, эти провинции, хотя и розданные наследникам, объединялись ею как и сами «сыны Франции» — отныне единственные обладатели права на геральдические лилии в своих гербах — они были вместе под властью старшего брата, бесспорного главы этого сурового семейства, не склонного к легкомыслию. Историки рассказывали нам, как братья Людовика IX покорно таскали вместе с ним камни для строительства аббатства цистерцианцев в Руаймоне. Этот любопытный эпизод точно отражает историческую реальность — неколебимое единство королевской семьи, руководимой согласно предписаниям патриархальной морали, способствовавшей укреплению монархии на всем протяжении XIII столетия.