Алексей Кунгуров - Пакт Молотова-Риббентропа. Тайна секретных протоколов

Показательно, что даже после откровений Риббентропа советская сторона не сменила тактики — еще целую неделю она ограничивалась выслушиванием немецких предложений, а Шуленбург неизменно телеграфировал в Берлин о глубоком недоверии Советского правительства к Германии и его, цитирую, «решимости договориться с Англией и Францией».

Теперь нам известно, что Сталин подозревал всех и вся. Его недоверие к Гитлеру было не меньшим, чем недоверие к Чемберлену и Даладье. И не только в силу личной мнительности. Его концепция империалистической войны концентрировалась на отсутствии различий между двумя группами, противоборствующими на мировой арене, видя у каждой из них прежде всего стремление к переделу мира и к уничтожению Советского Союза. В роковые дни августа эта концепция сыграла немалую роль. Сталин вряд ли обманывался насчет действительных намерений Лондона и Парижа, но, похоже, опасался упустить возможный шанс договориться. По свидетельству Димитрова, 7 сентября 1939 года, то есть через семь дней как началась война, Сталин, упомянув о переговорах с западными державами, заметил: «Мы предпочитали соглашение с так называемыми демократическими странами и поэтому вели переговоры. Но англичане и французы хотели нас иметь в батраках и притом за это ничего не платить! Мы, конечно, не пошли бы в батраки и еще меньше — ничего не получая».

Сотрудник МИД Германии Шнурре 26 июля 1939 года заявил Астахову: «Пусть в Москве подумают, что может предложить ей Англия. В лучшем случае участие в европейской войне и вражду с Германией, что едва ли является для России желанной целью. А что можем предложить мы? Нейтралитет и неучастие в возможном европейском конфликте, и ежели Москва того пожелает, германо-советское соглашение о взаимных интересах».

Что конкретно имелось в виду? Берлин отвечал — отказ Германии от притязаний на Украину, от претензий на господство в Прибалтике, от планов экспансии в те районы Восточной и Юго-Восточной Европы, где имеются заметные интересы СССР.

О том, что нападение Германии на Польшу может произойти в конце августа — начале сентября, советская разведка доложила руководству еще в первых числах июля 1939 года. Из непосредственного окружения Риббентропа была получена информация, что, по мнению Гитлера, польский вопрос должен быть обязательно решен. Гитлер сказал, цитирую: «…то, что произойдет в случае войны с Польшей, превзойдет и затмит гуннов. Эта безудержность в германских военных действиях необходима, чтобы продемонстрировать государствам Востока и Юго-Востока на примере уничтожения Польши, что означает в условиях сегодняшнего дня противоречить желанию немцев и провоцировать Германию на введение военных сил».

7 августа 1939 года Сталину было доложено, что Германия будет в состоянии начать вооруженные действия в любой день после 25 августа. 11 августа 1939 года положение рассматривалось в Политбюро ЦК ВКП(б). Не без учета сведений о попытках Гитлера восстановить непосредственную связь с Чемберленом и пессимистических предсказаний касательно московских военных переговоров было признано целесообразным вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов, о чем известить Берлин.

В результате 15 августа 1939 года в Москве встречей между Молотовым и Шуленбургом начались советско-германские переговоры.

Немцы предложили — либо подтверждение договора о нейтралитете, либо заключение договора о ненападении. Сталин остановился на последнем варианте.

Финальная стадия советско-германских переговоров с трудом поддается реконструкции, товарищи. Стенограмм не велось. Все предварительные проекты, привезенные Риббентропом в Москву, были уничтожены по его распоряжению. Известно, что Риббентроп отправился на встречу 23 августа полный сомнений в исходе своей миссии, хотя имел от Гитлера полномочия удовлетворять любые мыслимые требования Москвы.

Подготовительных советских материалов к переговорам, если они существовали, в архивах не найдено. Известно только, что поначалу не предполагалось делать секретным документ о намерениях.

Документов не найдено, однако откуда-то известно о намерениях сторон. Откуда?

Видимо, в этом и не было нужды, ибо Молотов говорил о довольно известных вещах: о совместных гарантиях независимости прибалтийских государств, посредничестве немцев с целью прекращения японских военных акций против СССР, развитии германо-советских экономических отношений. Каких-либо территориальных претензий, касавшихся Польши или кого бы то ни было, и тем более вопросов о судьбе той или иной конкретной страны, на этом этапе не поднималось.

Но Гитлер предложил больше, чем Сталин ожидал. Есть ли этому объяснение? Возможно, какой-то свет проливает директива Исполкома Коминтерна от 22 августа 1939 года, содержание которой стало известно Берлину. В ней отмечалось, что СССР вступает в переговоры с Германией на предмет заключения договора о ненападении, имея в виду побудить Англию и Францию заняться делом на переговорах о военном союзе с нашей страной.

Оказывается, Яколвев был телепатом и мог проникнуть в мысли Сталина, чтобы знать, что он мог ожидать.

Опять же, ни о каких предложениях Гитлера нам ничего не известно, потому трудно понять, о чем говорит докладчик. Что касается директивы ИК Коминтерна от 22 августа 1939 г., то ее Яколвев просто выдумал. Он — академик, ему можно. Вслед за Яковлевым на эту мифическую директиву ссылаются некоторые «историки», но почему-то никто не цитирует.

Судя по всему, Гитлер решил разом обесценить любые британские и французские маневры, стремясь побудить Сталина сжечь запасные мосты. Сцена благоприятствовала разыгрывавшемуся нацистами спектаклю. 19–20 августа 1939 года Сталин получил документальные подтверждения, что Англия, Франция и Польша не собираются менять свои позиции. Видимо, Сталин надеялся договором о ненападении повлиять на Англию и Францию, но просчитался. После подписания договора западные державы потеряли к нам всякий конструктивный интерес.

Была ли возможность свести переговоры с Берлином только к заключению договора о ненападении? Анализ свидетельствует — безусловно. И в том виде, в каком договор был подписан 23 августа 1939 года, он пополнил бы обширный каталог урегулирований, известных мировой политике.

Любопытный кульбит. Договор был подписан в том виде, в каком мы его знаем, однако, по мнению Яковлева, он не пополнил обширный каталог урегулирований. Почему же? К тому же смысла в заключении только Договора о ненападении не было ни малейшего. Советскому Союзу этот договор был не нужен абсолютно, поскольку никакого доверия к Германии у Кремля не было, да и быть не могло. СССР добивался заключения торгового договора, и только при условии его родписании Москва готова была дружить с Берлином. В чем Сталину нельзя отказать, так это в прагматизме.