Алексей Кунгуров - Пакт Молотова-Риббентропа. Тайна секретных протоколов

Выходит, что параллельно с депутатской работала и некая партийная комиссия, о деятельности которой мне не удалось найти вообще никаких материалов. Но именно эта партийная комиссия, носящая неофициальный характер, судя по всему, была главной. Там принимались решения, там фабриковались необходимые документы, а психически неуравновешенные, но зато подконтрольные народные депутаты из яковлевской комиссии использовались лишь для того, чтобы протолкнуть от своего имени нужные решения.

Не случайно, проект Постановления депутатской комиссии обсуждался 31 июля на Политбюро и не был одобрен. Почему вопрос обсуждался партийным руководством? Вот какие любопытные сведения сообщает Абаринов в своей книге:

«Когда комиссия народных депутатов выработала проект заявления Съезда «От комиссии Съезда народных депутатов о политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 года» и проект сообщения для печати «В комиссии съезда народных депутатов», они были, по старой традиции, направлены вместе с сопроводительной запиской от 22 июля 1989 г., подписанной А.Н.Яковлевым и завизированной В. М. Фалиным (и сразу засекреченной общим отделом ЦК КПСС), членам Политбюро, кандидатам в члены Политбюро и секретарям ЦК» [80] Там же. .

Быстро однако комиссия отработала — менее чем за месяц изучила горы документов и выработала проект постановления. Видите нестыковочку? Бла-бла-бла про «старые традиции» здесь только для отвода глаз. Важная информация — это то, что поступившие в Политбюро документы были засекречены общим отделом ЦК. Дело в том, что общий отдел в принципе не мог присвоить гриф секретности документам, которые исходили от народных депутатов СССР (депутатской комиссии). Это действие абсолютно абсурдно, потому что заставить депутатов держать содержание документа в тайне невозможно, они Политбюро не подчинялись. Гораздо логичнее предположить, что проект постановления и заявления для печати был разработан теневой партийной комиссией, которая по странному совпадению заседала там же, где и депутатская — на Старой площади в здании ЦК. А до тех пор, пока документы не будут одобрены Политбюро, их и засекретили, дабы не произошло нежелательной утечки.

Рабочий экземпляр постановления II Съезда народных депутатов СССР «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г. из архива секретаря комиссии А.А. Александрова.

Косвенно это подтверждается тем, что помимо рассматриваемого фигурировали еще какие-то радикальные проекты постановления Афанасьева и проект эстонских депутатов от 9 июля — вот эти документы действительно могли исходить от членов комиссии.

Абаринов пишет в своей книге со ссылкой на мемуары первого заместителя заведующего отделом ЦК КПСС по связям с социалистическими странами Александра Капто «На изломе века»:

«Однако подготовленный вариант заявления вызвал подлинную идеологическую баталию и на Политбюро 31 июля одобрен не был. Дальнейшее продвижение работы над документом было трудным. Члены комиссии старались ускорить ее работу, оказывали давление на председателя со своей стороны, чтобы добиться опубликования хотя бы промежуточного варианта. Яковлев не получил на это согласия Горбачева. Даже выступление на съезде стало возможным только под угрозой отказа от поста председателя комиссии. Наконец Ю.Афанасьев и группа членов комиссии выступили против ее председателя и предали огласке предварительный текст заключения» [81] http://katynbooks.narod.ru/syndrome/Docs/Chapter_04.html. .

Как это произошло, описывается в воспоминаниях бывшего народного депутата СССР, члена, сопредседателя Межрегиональной депутатской группы Виктора Пальма:

«В августе Эстонию посетил Юрий Афанасьев, тогдашний ректор Московского историко-архивного института. Его приезд был приурочен к очередной годовщине пакта Молотова — Риббентропа, и он выступил с соответствующими докладами на организованном НФ массовом собрании в Тарту, а затем в Таллинском горхолле. Последний не мог вместить всех собравшихся, и целое скопище людей слушало трансляцию его выступлениям улице.

Ю.Афанасьев открыто отстаивал точку зрения, что прибалтийские государства были присоединены к СССР с применением грубой силы, вследствие чего их стремление к самостоятельности вполне закономерно» [82] http://kripta.ee/anatomy_of_independence/book_rus.pdf. .

Теперь ясно, для чего нужна была депутатская комиссия? Поскольку Горбачева в очередной, кажется, уже пятый раз, не удалось уломать на признание «секретных протоколов», пятая колонна в Политбюро организовала слив информации через придурковатых съездовских демократов. Так оказывалось давление на Горбачева (мол, согласись с нашими условиями, иначе спустим с цепи безбашенных радикалов) и продолжалась обработка общественного мнения.

То, что членов депутатской комиссии истинные режиссеры спектакля с «секретными протоколами» воспринимали, как ничего не решающих марионеток, прекрасно показывает документ, представленный на стр. 310. Я специально не стал его комментировать в главе «Постановление», давая возможность внимательному читателю самостоятельно заметить в нем очевиднейшие нелепости. Репродуцированный в книге «Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях», он озаглавлен как «Рабочий экземпляр постановления II Съезда народных депутатов СССР…», но подписан всеми членами комиссии. Между тем рабочие экземпляры обычно пишутся от руки и подписываются только секретарем и председателем комиссии. Нет нужды подписывать всем участникам комиссии каждый рабочий вариант, которых могут быть десятки. Какой смысл вообще подписывать черновики проекта?

Но допустим, что какой-то смысл в этом имелся. В этом случае надо было выработать проект, согласовать его со всеми, внести исправления, отпечатать начисто и после этого дать на подпись членам комиссии. Дело в том, что ни одно должностное лицо никогда не будет подписывать документ, содержащий массу исправлений от руки. Если же по каким-то причинам незначительные исправления вносятся в момент подписания, то всякое исправление заверяется подписью. Почему так принято? Да потому, что если в подписанном документе присутствуют исправления от руки, то изменять документ можно будет уже после того, как он подписан. Например, стороны заключили договор о продаже нефти по одной цене, а потом продавец от руки вписал более высокую цену и на этом основании потребовал увеличить оплату — разве можно такое представить? Поэтому НИКТО НИКОГДА не подписывает документы с исправлениями! Попробуй потом разберись, правился он до подписания или после. Неужели трудно было напечатать каких-то три странички начисто прежде чем дать на подпись двум дюжинам народных депутатов? Опытная машинистка справилась бы с этой работой минут за 25.