Клиффорд Фауст - Великий торговый путь от Петербурга до Пекина [История российско-китайских отношений в XVIII–XIX веках]

Сами же переговоры, при всей сомнительности тактики их ведения с обеих сторон, оказались долгими и трудными, а в какой-то момент даже весьма острыми. За полгода с лишним стороны провели около тридцати встреч. В качестве основных участников переговоров с китайской стороны император назначил высокопоставленных, компетентных и прекрасно разбирающихся в деле сановников: Чабина служил главным секретарем двора (да-сюэши) и одним из руководителей китайского министерства иностранных дел — Лифаньюаня; еще один главный секретарь двора по имени Тугут был президентом (шан-шу) Лифаньюаня; а прекрасным специалистом на этих встречах проявил себя Тулишен, оказавшийся, вероятно, самым хорошо осведомленным вельможей маньчжурского двора на русском направлении китайской дипломатии. В конечном счете появился договор, причем, как выяснится позже, такой, в котором удалось воплотить главные пожелания и требования обеих заинтересованных сторон. К 21 марта составление текста данного договора удалось в основном завершить, и стороны согласились провести заключительные встречи на совместной границе, чтобы там заняться устранением конкретных недоразумений по прокладке линии сибирско-монгольской границы и установкой на ней пограничных знаков. До нас дошла по большому счету легенда, быть может даже вымысел, будто С.Л. Владиславич-Рагузинский во время приема у китайского императора испросил позволения на выезд из Пекина и получил его в силу большого великодушия императора и беспокойства о здоровье русского гостя: «Ваше Величество, Вы излечили меня от недуга, теперь освободите [меня] от печали: позвольте большое дело, во многом, но не до конца рассмотренное в Пекине, завершить на границе». Выезда на границу совершенно определенно потребовали практические соображения: мало того, что границу плохо знали русские чиновники, кроме тех областей, поспешную съемку которых провели еще летом, китайцы тоже обладали весьма приблизительной ее схемой. К тому же окончательный вариант соглашений по прохождению линии границы логично было составлять как раз на той же границе. А для русских дипломатов было бы легче там уравновесить более сильную позицию китайцев, очевидную в Пекине.

Спустя 20 дней после последней аудиенции у китайского императора, устроенной 2 апреля 1727 года, русская делегация покинула Пекин. Секретаря Глазунова послали вперед, чтобы он подготовил место для встречи на границе, назначенной на реке Бур примерно в сотне верст к югу от Селенгинска. С.Л. Владиславич-Рагузинский предусмотрительно сосредоточил там значительную группу русских войск в расчете на то, чтобы произвести нужное ему впечатление на относительно беззащитных участников маньчжурской делегации. Маньчжуров встречали в общей сложности 800 человек личного состава военных или военизированных подразделений — рота драгун, 400 солдат бурятского ополчения и многочисленные русские военнослужащие. Заседания делегаций начались 23 июня и завершились 16 августа. Все восемь основных встреч проходили в отнюдь не спокойной атмосфере. Иногда она достигала такого накала, что возникала угроза приостановления переговоров. Причем большая настороженность приписывается выдающемуся князю Лункодо, в 1720 году назначенному президентом Лифаньюаня, хотя его отозвали в связи с подозрениями по поводу предполагаемых «преступлений» (которые, по-видимому, не имели никакого отношения к тем переговорам) еще до заключения договора. Руководство китайской делегацией перешло к монгольскому Саинноин-хану (Саньин-ноянь) князю Церену (Цзэлину) и уже упоминавшемуся выше маньчжуру по имени Тулишен. С российской стороны особенно полезную помощь Владиславич-Рагузинскому оказали Колычев, а также Ланг и Глазунов. К середине августа две стороны составили наконец тщательнейшим образом согласованный документ, позже получивший название Буринский договор.

Карта Кяхтинского района .

Строго говоря, этот Буринский договор представлял собой всего лишь предварительное соглашение, так как его позже включили в статью 3 всеобъемлющего Кяхтинского договора. Буринский пакт касался по большому счету схематичного обозначения линии границы, и им предусматривалось фактическое обозначение протяженной границы, а также определение государственной принадлежности конкретных народов, населяющих приграничную зону, в частности в Урянхайском крае (Улянхай). На восток и запад от Буры незамедлительно отправили смешанные пограничные комиссии, участникам которых поручалась установка каменных знаков или пирамид из камней (называемых обо по-русски и о-по по-китайски). В восточном направлении отправились Иван Глазунов и Семен Киреев с русской стороны, а также Хубиту (Хубиду) и Наяньтай (Нагитай) — с китайской; на запад — Степан Андреевич Колычев, Сукэ, Баофу и Араптан. По возвращении этих комиссий было составлено и подписано два протокола, приложенных к Буринскому договору, с указанием точных координат размещения 63 пограничных знаков к востоку и 24 знаков к западу от места проведения переговоров.

Данным договором в его окончательном виде определялось прохождение приблизительно 2600 миль (4160 километров) монгольско-сибирской линии границы.

От пограничного знака, установленного на берегу реки Кяхта, эта линия простиралась на восток до истока Аргуни, то есть до крайнего западного межевого знака, установленного в соответствии с Нерчинским договором, и до западного кряжа Шабина-Дабег (Шабинайлин), расположенного к северу от Алтайских гор, о территории на противоположной стороне которого ни русские, ни китайцы ничего не знали, так как по-настоящему ее не контролировали. Итак, протяженная граница между крупнейшими империями Срединного царства и Россией теперь считалась обозначенной, за мелкими исключениями, от Охотского моря до областей, все еще находившихся под властью джунгарского хана. И в таком виде ей предстояло оставаться с небольшими изменениями до середины XIX столетия. Однако тонкая линия, прочерченная на карте, и низенькие каменные пирамидки не могли служить надежному закрытию границы и решению фундаментальных проблем принуждения к оседлому образу жизни кочевавших по приграничным районам пастухов, а также определения их государственной принадлежности и налоговых обязательств. Соответствующими протоколами дополнительно предусматривалось выставление русских сторожевых постов напротив каменных пирамидок, а также ликвидация расположенных по соседству с ними жилых построек русских деревень с отселением их жителей дальше на север. Нахождение поблизости к пограничным знакам кого бы то ни было, кроме пограничной стражи, считалось нарушением закона. Все эти договоренности ни в коем случае не означали решения проблемы дезертиров, переселенцев, перебежчиков и контрабандистов, зато они послужили началом большого дела, и ни одно из последовавших по-настоящему крупных свершений не могло воплотиться в жизнь без такого первого шага.