Теодор Моммзен - Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Мы видим, что в позднейший период империи сирийские, главным образом апамейские, купцы обосновываются не только по всей Италии, но также и во всех более или менее крупных торговых пунктах Запада — в Салонах в Далмации, в А пуле в Дакии, в Малаке в Испании, но прежде всего в Галлии и Германии, например, в Бордо, Лионе, Париже, Орлеане, Трире; как евреи, так и эти сирийские христиане жили, сохраняя свои обычаи и пользуясь в своих собраниях родным греческим языком 349 . Только на основе этих фактов становится понятным ранее описанное положение в Антиохии и других сирийских городах. Городская аристократия состоит в них из богатых владельцев мастерских и купцов, массу населения составляют рабочие и корабельщики, и подобно тому как впоследствии приобретенное на Востоке богатство стекалось в Геную и Венецию, так в то время барыши от торговли с Западом шли в Тир и Апамею. При обширных размерах рынка, открытого перед этими крупными торговцами, и при сравнительно умеренных похраничных и внутренних пошлинах огромные капиталы давал им в руки уже сирийский экспорт, в который входила значительная часть наиболее прибыльных и легко перевозимых товаров; но их торговые обороты не ограничивались отечественными продуктами*. О былом благосостоянии этих мест более красноречиво, чем скудные остатки погибших больших городов, говорит не столько разоренная, сколько заброшенная местность по правому берегу Оронта от Апамеи до того пункта, где эта река поворачивает к морю о На этой полосе земли длиной приблизительно в 20— 25 миль еще поныне сохранились развалины около сотни поселений; еще можно распознать целые улицы; здания, за исключением крыш, возведены из массивного камня, жилые помещения окружены колоннадами, украшены галереями и балконами, окна и входы богато, нередко с большим вкусом декорированы высеченными из камня арабесками, рядом — сады и бани, хозяйственные помещения в нижнем этаже, конюшни, высеченные в скалах, прессы для приготовления вина и масла* и такие же большие высеченные в скалах могильные склепы с украшенными колоннами входами, наполненные саркофагами. Следов общественных учреждений нигде не встречается; из развалин этих загородных жилищ перед нами встает обеспеченная, богатая всеми радостями бытия жизнь купцов и промышленников Апамеи и Антиохии. Все эти поселки, совершенно однообразные по своему характеру, относятся к эпохе поздней империи: самые древние — к началу IV в., более поздние — к середине VI в., т. е. к периоду, непосредственно предшествующему нашествию ислама, погубившему эту цветущую, мирную жизнь. Христианские символы и библейские изречения встречаются повсюду, равно как величественные церковные сооружения; однако развитие этой культуры началось не при Константине — в эти столетия она только усилилась и окрепла. Несомненно, этим постройкам из камня предшествовали аналогичные, менее долговечные виллы и парки. Возрождение империи после опустошительных смут III в, нашло свое выражение в подъеме, который пережила в это время сирийская торговля; однако этот подъем был до известной степени связан с достижениями ранней империи.

Условия существования иудеев в Римской империи были настолько своеобразны и, можно сказать, так слабо связаны с провинцией, которая в эпоху ранней империи называлась их именем, а в эпоху поздней империи — воскрешенным именем филистимлян, или палестинцев, что, как уже сказано, нам представилось целесообразным посвятить им особую главу. То немногое, что следует сказать о Палестине, особенно о той видной роли, которая принадлежала ее приморским и отчасти внутренним городам в сирийской промышленности и торговле, содержится в разделе, посвященном этой теме. Уже до разрушения храма иудейская диаспора распространилась так широко, что Иерусалим, даже до того как он был разрушен, служил для иудеев скорее символом, чем отечеством, приблизительно так же, как город Рим для так называемых римских граждан позднейшей эпохи. Иудеи Антиохии и Александрии, а также многочисленных других иудейских общин, похожих на антиохийскую и александрийскую, но пользовавшихся меньшими правами и имевших меньшее значение, естественно, принимали участие в торговле тех городов, где они жили. То, что они были иудеями, имело при этом значение лишь постольку, поскольку и в этих кругах, очевидно, были сильны чувства взаимной ненависти и взаимного презрения, которые развились или, вернее, усилились со времени разрушения храма и возникновения неоднократно возобновлявшихся национально-религиозных войн между евреями и неевреями. Так как находившиеся на чужбине сирийские купцы встречались друг с другом прежде всего для поклонения своим отечественным богам, то сирийский иудей в Путеолах мог, конечно, и не принадлежать к существовавшим там сирийским купеческим ассоциациям; и если культ сирийских богов встречал все большее сочувствие в чужих краях, то как раз то, что служило ко благу остальных сирийцев, воздвигало еще одну преграду между сирийцами, придерживавшимися Моисеева закона, и италиками. И те иудеи, которые нашли себе отечество за пределами Палестины, искали сближения не со своими земляками, а со своими единоверцами — да иначе и быть не могло; но этим самым они отказывались от того признания и терпимого отношения, каким пользовались на чужбине уроженцы Александрии, Антиохии и других мест, так что их всюду принимали за тех, за кого они себя и выдавали, т. е. за иудеев. Однако жившие на Западе палестинские иудеи были большей частью не купцами, покинувшими свою родину, но людьми, попавшими в плен в военное время или их потомками, и во всех отношениях людьми без роду без племени; положение париев, в котором оказались сыны Авраама, особенно в римской столице, где никакой заработок не являлся слишком ничтожным и постыдным для этих иудеев-нищих, весь скарб которых состоял из вязанки сена и мешка со всякой дрянью, — немногим отличалось от положения рабов. На основании всего сказанного можно понять, почему на Западе в течение всего периода империи иудеям принадлежала второстепенная роль рядом с сирийцами. Жалкое положение иудеев на Западе усугублялось еще тем обстоятельством, что религиозная общность купеческого и пролетарского пришлого элемента принижала иудейскую эмиграцию в целом. Но и та и другая диаспора имела мало отношения к Палестине.

Остается рассмотреть еще одну пограничную область, о которой речь заходит не так часто, но которая тем не менее вполне заслуживает внимания: это римская провинция Аравия. Название это неправильное; император Траян был человеком, способным на большие дела, но еще более того на громкие слова. Аравийский полуостров, разделяющий область Евфрата и долину Нила, бедный осадками, лишенный рек, с крутыми, скалистыми, не имеющими гаваней берегами, малоблагоприятен и для земледелия, и для торговли и в древние времена в большей своей части являлся неоспоримым владением кочевников пустыни. Римляне, которые вообще как в Египте, так и в Азии лучше, чем какая-либо другая из сменявшихся здесь властей, понимали необходимость воздерживаться от чрезмерного расширения границ своих владений, никогда даже и не пытались подчинить своей власти Аравийский полуостров. О том немногом, что было предпринято ими против юго-восточной части полуострова, более плодородной и по своим связям с Индией весьма важной для торговых сношений, будет сказано при описании торговых связей Египта. Римская Аравия как зависимое от Рима государство и прежде всего как римская провинция занимает лишь небольшую часть северной половины полуострова и, сверх того, страну к югу и востоку от Палестины, расположенную между этой последней и большой пустыней и простирающуюся на востоке далее Боеры. Одновременно мы рассмотрим и принадлежащую Сирии область между Босрой и Дамаском, которая теперь обычно называется Гаураном (от Гауранского горного хребта), а в старину называлась Трахонитидой и Батанеей.