Ричард Дженкинс - Вестминстерское аббатство

Во времена Стэнли произошли и другие перемены. Некогда американцы, подобно Готорну, воспринимали аббатство как часть своего наследия, но это восприятие еще не подкреплялось самим аббатством. Однако когда США упрочили свое положение в мире и когда приток эмигрантов из континентальной Европы существенно увеличился, британцы осознали необходимость укрепления связей между двумя англоговорящими народами. Этот процесс зафиксирован на стенах аббатства. В 1884 году Генри Лонгфелло удостоился памятника в южном трансепте; надпись гласила: «Сей бюст помещен среди надгробий поэтов Англии англичанами — поклонниками американского поэта». И наоборот, в 1875 году в аббатстве появились витражи в память Джорджа Герберта и Уильяма Каупера; надпись на латыни сообщала, что заказчик — «Джордж Уильям Чайлдс, американский гражданин». Когда Джеймс Рассел Лоуэлл, поэт и бывший американский посланник в Лондоне, скончался в 1891 году, у входа в дом капитула появилась мемориальная табличка с его именем, установленная «английскими друзьями». Эта табличка соседствует с другой, посвященной «другу Британии в в дни скорби» — Уолтеру Хайнсу Пэйджу, послу Америки в Лондоне в годы Первой мировой войны. Впрочем, самые скорбные дни были еще впереди; поддержка США во Второй мировой войне увековечена мемориалом в честь Франклина Д. Рузвельта, установленным на видном месте в западной части нефа, лицом к могиле Неизвестного солдата, и «воздвигнутым правительством Соединенного Королевства».

Мы видели, сколь часто Вестминстерское аббатство искало зарубежной помощи, прежде всего обращалось к эстетическому и духовному авторитету Франции и Италии. Англия находилась на периферии Европы и взирала на Континент как на центр мироздания; но со временем Британия сама стала центром мира, и аббатство сделалось авторитетом для других народов. Национальный собор в Вашингтоне, округ Колумбия, — самая известная попытка создать «аналог» Вестминстерского аббатства за океаном, в стране, где церковь отделена от государства, а приверженцы епископальной церкви составляют меньшинство населения. По архитектурному проекту собор претендует на точное следование готическим образцам; по сути, он притязал на роль «духовного фокуса» нации. Подобно аббатству, он искал вдохновения за рубежом — как ни удивительно, в Британии, а также (куда в меньшей степени) во Франции. Один из авторов проекта Дж. Ф. Бодли был британцем и привнес в Вашингтон свой «английский опыт», как некогда Генри из Рейнса привнес «французский» опыт в Вестминстер. И как Генри из Рейнса познакомил Лондон с архитектурой Реймского собора и церкви Сен-Шапель, так и Национальный собор «усвоил» образцы соборов Кентербери и Линкольна: своими пропорциями и очертаниями трех башен он обязан Кентерберийскому собору, о Линкольне же (где собор также имеет три башни) напоминают местоположение на холме и гигантская ниша на западном фасаде. Внутри галерея заставляет вспомнить Вестминстер; наиболее очевидная французская черта — апсидальная восточная часть, также «списанная» с аббатства. Ричард Уэйр когда-то привез из Рима мрамор для пола в святилище; Национальный собор, в свою очередь, гордится камнем из собора Кентербери, «отца англиканской церкви», в пульпитуме, а также камнем из Гластонбери, Уитби и с острова Айона. Конечно, королевские гробницы в республике невозможны — или это не так? Вудро Вильсон покоится в каменном саркофаге под балдахином, почти как Плантагенеты в Вестминстере; возможно, здесь имеется некая преемственность — ведь отцы-основатели почерпнули идею президентства из роли короля по британской конституции. Так и подмывает заметить, что именно США, а не Великобритания являются конституционной монархией — быть может, единственной подлинной конституционной монархией в мире.

Национальный собор очень красив, но никто не возьмется утверждать, что он может соперничать с аббатством по степени значимости для своей страны. К нему вполне применимы эпитеты Готорна — серый, светлый, холодный, новый, величественный; однако не будем забывать, что эти слова относятся к собору Святого Павла, который Готорн противопоставлял аббатству. Аббатство было и остается «могучим объединителем», как по сути, так и по местоположению, а Национальный собор находится на значительном удалении от города. Более того, он расположен в неправильном городе — в административной столице страны, а не в сердце нации. Лондон же сочетает в себе множество функций — административную, культурную, финансовую, коммерческую и прочие; в этом с ним могут сравниться разве что Париж, Каир и некоторые другие крупные города. И аббатство — «сердце нации» — сегодня очутилось в центре этого города. В нем, как и в городе вокруг, смешиваются и сталкиваются стили и века. Аббатство является национальной святыней, поскольку оно олицетворяет нацию; оно живет, меняется и остается прежним, ветшает, разрушается, но восстанавливается. Можно даже сказать, что аббатство — не столько культурно-политический, сколько природный феномен; оно приобрело свою значимость в результате длительного развития, и потому вполне естественно («натурально», «эволюционно»), что именно в его стенах обрел последний приют основоположник и верховный жрец эволюционной теории.

Все английские монархи, начиная с Вильгельма Завоевателя (за исключением Эдуарда V и Эдуарда VIII, для которых церемония по разным причинам не проводилась), короновались в Вестминстерском аббатстве. Английская коронационная церемония содержит несколько частей: обряд признания, восходящий к старинной англо-норманнской традиции; принятие присяги — договор между правителем и народом; собственно коронация, византийская по происхождению; миропомазание, происходящее согласно Ветхому Завету, когда церковь освящает власть; принесение присяги духовными и светскими владыками (но не простым народом) — все это долговечные исторические традиции. В сущности, эти ритуалы восходят к англо-саксонским временам и имеют более чем тысячелетнюю историю. Хотя некоторые историки и социологи рассматривают британскую коронацию как пример «изобретения традиции», возражая, что она постоянно менялась и что блестящая пышная процессия, с которой мы знакомы, есть, по преимуществу, современное изобретение, которому едва ли больше пятидесяти лет. Но так ли это?

Хотя Яков и был последним католическим королем Британии, церемонию провели по обычаям англиканской церкви и прелаты были одеты с протестантской сдержанностью