Аркадий Ипполитов - Только Венеция. Образы Италии XXI

Лоренцаччо зарезали. Произошло это 26 февраля 1548 года. Зарезали совсем рядом, тут, в Сан Поло, в двух шагах от рынка, на Кампо Сан Поло, Campo San Polo, Площади Святого Павла, самой большой, после Пьяцца Сан Марко, площади Венеции, то есть в центре и среди бела дня, прямо перед домом благородной синьоры Елены Бароцци, первой красавицы Венеции. Когда, шляясь по Венеции, я выхожу на эту площадь, то всегда поражаюсь её необычности. Не то чтобы она не венецианская, но какая-то уж слишком по-бюргерски широкая и спокойная. Есть в этой площади что-то фламандское, и для Венеции она необычна как раз своей обычностью – нет на столь большой площади ни одной церкви, и застройка её хороша, но нет ни единого здания, которое поразило бы оригинальностью или роскошеством. На площади находится несколько старинных дворцов, в том числе и Ка’ Корнер Мочениго, Ca’ Corner Mocenigo, принадлежавший одной из ветвей семейства родственников королевы Кипра, но все они тоже спокойные, бюргерские. К тому же Кампо Сан Поло на удивление сухопутно – ни малейшего намёка на воду, кроме колодца XV века посередине площади, давным-давно наглухо закрытого. Венеция настолько переполнена красивостями, что в ней всегда как-то нервно, и Кампо Сан Поло предлагает роздых от венецианской суггестии – вот место в Сан Поло, где можно остановиться, присесть и поразмышлять. На площади растёт несколько больших и красивых платанов, кажущихся старыми, но появившимися здесь не раньше XIX столетия – и деревья довершают картину городской идиллии, то есть повествования о мирном патрицианском – то есть буржуазном – быте.

Но кто выдумал, что мирные пейзажи не могут быть ареной катастроф? С апостолом Павлом связано событие, для Венеции печальное, получившее имя «день святого Павла», giorno di San Paolo, так как оно случилось 25 января, то есть в день обращения нечестивого Савла в праведного Павла. Тогда в Венеции разразилось землетрясение, терзавшее город две недели. Дно морское поднялось, и Канале Гранде в это время совсем высох. Особенно досталось сестиере Сан Поло, трясшегося больше всех, так что горожане стали подозревать, что тряс его сам апостол Павел, и прозвали его Сан Паоло дель Терремото, San Paolo dal Terremoto, Святой Павел Землетрясный.

Официально прозвище Terremoto, Землетрясной, за построенной в начале IX века и считающейся одной из старейших церквей города, церковью ди Сан Поло, chiesa di San Polo, Святого Павла, не было закреплено, но определённые ассоциации сохранились, и венецианцы, заново церковь, разрушенную до основания, отстроив, её расширили и разукрасили как могли, потому что где-то в глубине души подозревали, что апостол Павел всё это устроил из ревности к апостолу Марку, у которого как у патрона города жилищные условия в Венеции были несравнимо лучше. Да и вообще, идиллия на Кампо Сан Поло воцарилась сравнительно недавно, вместе с посадкой платанов. Раньше никаких деревьев не было, эта большая площадь была пуста и служила рынком. Торжище не бывает идиллическим, а на площади ещё устраивались и праздники, бурные и грубые, в том числе венецианские корриды, игры с быками, когда выпущенных на площадь быков травили с помощью мастиффов. Забава эта, судя по картине Йозефа Хайнца, немца, всю жизнь проработавшего в Венеции, была ужасающа и очень терремотна и землетрясна – картина находится в Музее Коррер и показывает, что это было за безобразие, брутальное, безжалостное и крикливое. Быков выводили, держа за привязанные к рогам канаты, которыми потом их, доведённых до бешенства укусами собак, и контролировали, наслаждаясь яростью и беспомощностью больших и сильных животных – в венецианском варианте игр с быками нет смелости единоборства как в настоящей корриде. Кроме того, Кампо Сан Поло служило местом карнавальных игрищ, и по легенде на нём, во время карнавала, двумя типами в масках был зарезан Лоренцо ди Пьерфранческо де’ Медичи, прозванный Лоренцаччо. Зарезали-то его по-настоящему, не легендарно, но во время карнавала ли или нет, точно неизвестно – убийство его произошло 26 февраля, что для карнавала поздновато, хотя и возможно. Разные источники по-разному определяют день Пепельной среды (аналог православному Чистому понедельнику) 1548 года.

О флорентинце Лоренцаччо я уже говорил в связи с Тициановым Лаврентием. Лоренцаччо прославился тем, что организовал убийство своего кузена Алессандро де Медичи, чьё провозглашение Великим герцогом Флорентийским покончило с пресловутой республиканской свободой Флоренции. Лоренцаччо оплатил наёмного убийцу, обманом заманил Алессандро на тайное свидание и, заставив герцога снять кольчугу, стал непосредственным участником убийства. Зачем и почему он прирезал своего родственника и ближайшего приятеля – загадка. Два золотых медичийских мальчика были не разлей вода, совместно посещали бордели, часто делили одну любовницу на двоих, и полно рассказов о том, как они появлялись на улицах Флоренции «сидя на одной лошади, закутавшись одним плащом и тесно обнявшись». Дружба сохранялась и после того, как Алессандро узурпировал власть в 1532 году, и продолжалась пять лет, пока в 1537 году Лоренцаччо не прирезал Алессандро с помощью наёмного убийцы, спонтанно и весьма бесцельно. Прирезал и тут же бежал, потому что никаких шансов на престол у него не было, и он это осознавал с самого начала. Историков Лоренцаччо ставит в тупик, объяснения его поступку вроде нет, хотя на самом деле объяснений множество: от личных мотивов до выспренних идей о свободе. История очень флорентийская, и похоже на то, что Лоренцаччо совершил убийство только с целью доказать себе, что он не тварь дрожащая, а право имеющий. Лоренцаччо, которому на момент убийства было двадцать три года (Алессандро было двадцать семь) на Раскольникова очень походит, но только на Раскольникова флорентийского, не бедного студента, а привилегированного аристократа. Флорентийскость истории Лоренцаччо вроде как делает её для Венеции излишней, но бежал он в Венецию не случайно. То, что Венеция приняла Лоренцаччо и не выдавала Флоренции, его на казнь осудившей, худо-бедно оберегая его целых десять лет, очень ясно показывает взаимоотношение двух городов.

Флоренция в наиболее динамичные для развития обеих республик времена, в XIII–XIV веках, не была врагом Венеции, лишь конкурентом. Интересы двух городов имели разный вектор – главные операции Венеция проворачивала с Востоком, а Флоренция – с Западом, ссужая деньгами французских и английских королей и узурпировав рынки Бургундии и Фландрии. К тому же Флоренция была континентальной и сухой, а Венеция – приморской и мокрой, и стихия Флоренции была земля, твёрдая и определённая, а Венеции – вода, изменчивая и непостоянная. Как земля и вода, они во всём были друг другу противопоставлены, но отвлечённо. Между венецианцами и флорентинцами никогда не было той ненависти, что существовала между венецианцами и генуэзцами или флорентинцами и сьенцами, пока Венеция не направила свои интересы на Терраферму, Terraferma, Твёрдую землю, как называются области, принадлежавшие республике на материке. Произошло это около 1337 года, и первоначально Венеция атаковала нелюбимых всей Италией потомков Кангранде делла Скала, называемых Скалиджери, Scaligeri, по-русски транскрибируемых как «Скалигеры». Флорентинцы веронского Кангранде, приютившего политического диссидента Данте отнюдь не из одной любви к поэзии, ненавидели до колик, и с венецианцами против Вероны объединились, быстро разгромив её в пух и прах. Флорентинцы только погромить хотели, а Венеция тут же, никто и очухаться не успел, проглотила Верону и все её владения, прибрав к рукам богатейшие города – Тревизо, Падую, Виченцу и плодороднейшие равнины. Флоренция такой прыти не ожидала, а Венеции к тому же хватило ума в доставшихся ей городах никого не резать и никак их не унижать (не то Флоренция устраивала в Сьене), интегрировав новоприобретённые территории мирно, тихо и быстро, что республику усилило. Венеция на этом не успокоилась, за Скалиджерами последовали миланские Сфорца, потому что венецианцы стали зариться на старинные ломбардские территории: Бергамо, Брешию, Лоди. Заодно они аннексировали и территорию Аквилейского патриархата, земли, пришедшие в полное запустение и теперь просто нищие – но всё равно, пусть будет. К середине XV века венецианцы, которых флорентинцы презрительно обзывали лягушками с болота, завладели вполне внушительным куском материковой Италии, не меньшим, чем Тоскана.