Эдвин Крапп - Боги с небес

Сурьяварман II посвятил изображению этой сцены 150-футовый отрезок каменной стены. Таким образом он ассоциировал себя с творческой энергией Вишну и с тем богатством, которое она принесла миру. Поскольку барельеф расположен на восточной стороне, он приветствует восходящее солнце. Эта аналогия Творения и начала мира находит свое завершение в сцене битвы на западной стене галереи, где образы войны и разрушений, освещаемые лучами заходящего солнца, символизируют другую сторону цикла жизни и смерти. Хотя мир неизбежно подлежит уничтожению в конце мировой эпохи, участие Вишну в обновлении времени предотвращает его полное исчезновение. В конце каждого космического цикла он пробуждается от сна. На земле царь представляет собой такую же стабилизирующую силу, которая реагирует на любую угрозу мировому порядку.

Эти аналогии помогают понять то, что немецкий ученый Роберт фон Гейне-Гельдерн назвал «магической связью между микрокосмом и макрокосмом, между человеческим миром и Вселенной, между земными явлениями, с одной стороны, и направлениями компаса и созвездиями, с другой стороны». Он добавляет, что все имеет свое «магическое положение» в структуре космоса и свой «магический момент» в ритмах небосвода. Космические силы управляют миром, и «ничто не может процветать, если не находится в гармонии с этими вселенскими силами».

Гармония между небом и землей продолжала занимать внимание кхмерских царей. Каждый из них создавал собственные монументы, подтверждающие его божественное происхождение, и хотя основной план всегда соответствовал более ранним основополагающим принципам, они добавляли личные штрихи, сообразующиеся с их эпохой. В конце XII века Джайяварман VII расширил кхмерскую империю и перенес столицу в город Ангкор-Том, имевший квадратную форму, сориентированный по сторонам света и сосредоточенный вокруг его храма под названием Байон. Байон был возведен спустя 100 лет после завершения Ангкор-Вата. Он имеет 54 башни, каждая из которых украшена четырьмя ликами Джайявармана VII, преображенного в Авалокитешвару — Будду грядущего, — по одному лику на каждое из четырех направлений. Поднявшись на третий и самый высокий уровень Байона, вы приходите к убеждению, что ничто не может ускользнуть от взора этих ликов, строго взирающих на окрестности.

Покрыв индуистский космологический пирог буддистской глазурью, Джайяварман VII воспользовался мифом о взбивании Молочного океана из индуистского эпоса и включил его в план своей укрепленной столицы. Каждый мост, связывающий городские ворота с внешним миром, снабжен шеренгой скульптурных богов с одной стороны прохода и шеренгой демонов с другой стороны. Каждая шеренга этих сверхъестественных существ держит в руках змеиную балюстраду; голова змеи находится у начала парада богов, а ее хвост в руках демонов. Они объединены в попытке вернуть священные сокровища, утраченные в более раннюю эпоху, но на самом деле символизируют постоянное обновление царской власти в пределах Ангкор-Тома.

Насыщая свой архитектурный памятник мифологическими ассоциациями, царь Джайяварман VII сообщал жителям своей империи, что он является источником ее побед и процветания. В своем святилище, расположенном в центре кхмерской столицы, он был черепахой Вишну — той основой, которая поддерживала мироздание и позволяла пользоваться ее сокровищами. Оппозиционные фракции объединялись под властью царя подобно богам и демонам. Он был космической горой, и построенные им монументы подчеркивали его божественность.

Разумеется, не все строили пирамиды, а строители часто находили им разное применение. Однако на языке символической архитектуры их основополагающий смысл остается неизменным. Это искусственные космические горы, для их возведения понадобилось сосредоточить огромные материальные и человеческие ресурсы. Это требует централизованной власти, но идеология имеет не менее важное значение. Идеология подобна цементу, скрепляющему монументы, которые, в свою очередь, поддерживают создавшую их централизованную власть.

Пирамидальные памятники архитектуры являются зримым свидетельством божественного мандата верховной власти. Часто такие монументы служили жилищами для мертвецов… но не для любых мертвецов. Эти покойники имели высочайший статус при жизни и претерпевали небесную трансформацию после смерти. Находясь на вершине власти, они могли утверждать, что получили ее от небесных богов. Хотя наш список далеко не полон, мы можем утверждать, что пирамидальные храмы и гробницы выполняли свое основное предназначение: они возносили умерших правителей к небосводу. Возможно, эти пирамиды имели ряд других функций, но, помимо всего остального, они были подспорьем для общения с богами — подобием лестницы, облегчавшей подъем на небо, — а даже божественный правитель не гнушается воспользоваться лестницей, если она ведет в правильном направлении.

Люди никогда бы не строили пирамид и городов, ориентированных по сторонам света, и не возводили бы своих правителей на вершину общественной пирамиды, если бы централизация власти была бесполезной. Польза такой власти, разумеется, зависит от среды обитания людей и от тех вызовов, с которыми они сталкиваются. Соперничество, агрессия и экономическая необходимость благоприятствуют сосредоточению власти, так как способность распоряжаться ресурсами из единого центра является преимуществом. Несмотря на все наши жалобы на безликих бюрократов, далекое правительство и злоупотребления властью, мы снова и снова продолжаем возвращаться к этим орудиям. Мы изобрели способы ограничивать влияние верховной власт и, но, несмотря на нашу ностальгию по первобытному раю, большинство из нас не сможет добровольно отказаться от достижений современной культуры и технологий ради того, чтобы вернуться в Эдем и присоединиться к маленькой группе охотников и собирателей. Несмотря на видимое общественное равенство, в таких группах всегда возникали сложные системы верований и ритуальных взаимодействий. Масштаб иной, но суть остается неизменной.