Олекса Гайворонский - Повелители двух материков. Том. 2: Крымские ханы первой половины XVII столетия и борьба за самостоятельность и единовластие

При всей несомненной пользе боевого взаимодействия с казаками, осмелившиеся восстать против султана крымские правители желали большего, а именно — прямого военного альянса с королем Речпоспо-литой. Предложения о таком союзе в первой половине XVII в. звучали со стороны Крыма дважды. Однако Польша сознавала, что подобное союзничество непременно вызовет жесточайшую схватку с Турцией, и потому предпочитала держаться в стороне от крымско-турецкого спора. Оба раза помощь короля ограничилась лишь тайным позволением украинским казакам «самовольно» выступить на помощь ханам; причем османскому правительству было официально заявлено, что Варшава никоим образом не причастна к событиям в Крыму. Несмотря на столь осторожную позицию польского двора, восставшие ханы все же не оставляли надежд на союз с Речпосполитой (тем более, что в Польше имелись и влиятельные сторонники такого альянса). Надежда рано или поздно заключить полноценное соглашение с Варшавой отчасти поясняет, почему Бахчисарай без особого энтузиазма встречал ответные просьбы бунтующих казаков о военной помощи против короля: мятежные ханы желали видеть Речпосполиту единой и готовой прийти Крыму на помощь объединенными силами как украинских казаков, так и польских солдат. Следует, впрочем, заметить, что просьбы днепровских соседей не оставались вовсе без ответа: те все же получили ханскую подмогу (пусть и не в том масштабе, в каком желали), и впоследствии этот опыт еще придет на память стратегам грядущих казацких восстаний.

История первого крымско-казацкого военного союза отмечена и героизмом, и досадными неудачами. Взаимоотношения союзников были настолько многогранны и разносторонни, что не укладываются в привычные упрощенные построения — будь то измышления об «извечной ненависти», либо мифы о «сердечной любви». Правдой является то, что соседи хорошо знали друг друга, и потому воспринимали партнера трезво и ясно. Каждая сторона не отрицала того, что преследует собственный интерес, и соглашалась с тем, что партнер вправе преследовать свой, — и когда эти интересы совпадали, крымцы и украинцы стояли в единых рядах против общих недругов. (Забегая далеко вперед, добавлю, что в будущем их интересы в силу объективных причин станут совпадать все чаще — покуда на Причерноморье не надвинется поглощающая масса очередной новосозданной империи, в противоборстве с которой будут надолго подавлены силы и тех, и других).

Борьба крымских ханов за большую самостоятельность перед лицом Стамбула не увенчалась успехом. Слишком неравны были силы, слишком эпизодически велась эта борьба, да и, кроме того, вольнолюбивые устремления вождей антиосманских восстаний разделялись в Крыму далеко не всеми. Даже в среде самих Гераев бытовали весьма разные мнения по поводу взаимоотношений с османским двором; и если одни претенденты на трон отрицали всякое право Стамбула вмешиваться в дела Крыма, то их соперники, напротив, призывали себе на помощь и султанов, и турецкий придворный штат, обещая взамен полную лояльность падишаху. Что же касалось населения страны в целом, то подавляющее большинство ханских подданных подчинялось не непосредственно хану, а прежде всего своим бессменно и пожизненно властвующим родовым старейшинам. Поэтому смена хозяев Бахчисарайского дворца, по сути, мало затрагивала повседневную жизнь родовых общин. Единственным, что действительно имело жизненную важность для всех и каждого — и городского ремесленника, и сельского общинника, и степного кочевника, — было вовсе не сохранение престола за той или иной ветвью ханского семейства и даже не взаимоотношения Бахчисарая со Стамбулом, а стабильность, безопасность и покой. Каждое общественное потрясение, каждый новый виток борьбы вокруг трона грозил нарушить привычный уклад жизни, повлечь за собой разнообразные бедствия, — и уже по этой причине воспринимался как явление нежелательное и опасное. Как известно, лучший правитель — это тот, кто не докучает своим подданным тревожными переменами. Из этого и исходили проницательные беи, определяя свои симпатии к тому или иному кандидату на ханский престол, — а тем самым формируя и симпатии подвластного им народа.

Несомненно, мятежные правители Крыма имели бы гораздо больший успех в своих начинаниях, если бы их замыслы пользовались широкой поддержкой крымской знати. Однако добиться такой поддержки им никогда не удавалось: ведь стремление ханов к обособлению от Стамбула непременно сопровождалось и стремлением ограничить властные полномочия аристократии. Как это ни парадоксально, но для ревнителей независимости Крыма идеалом государственного устройства выступала вовсе не старая местная политическая система (в сути своей являвшаяся ордынской), а та же самая Османская империя с ее абсолютной властью султана и отсутствием класса родовой знати. Это, конечно, не отвечало интересам крымских беев и мирз, и поэтому в истории страны не раз повторялись ситуации, когда знать отворачивалась от собственного хана в его противостоянии с падишахом.

У беев были веские основания тревожиться за сохранение своих широких полномочий — ибо они не могли не замечать, что в сравнении с предыдущими десятилетиями эти полномочия сократились. Достаточно отметить уже то, что крымские беи давно утратили свою главную, основополагающую привилегию: самостоятельно избирать себе хана. К началу XVII столетия эта прерогатива целиком перешла к османскому двору, и выборы хана собранием родовых старейшин превратились в чисто церемониальную процедуру. Уже не раз бывали случаи, когда выбор беев, совершенный по всем правилам и традициям, отвергался Стамбулом — и аристократам приходилось собираться повторно, дабы придать видимость законности произвольному решению падишаха.

Неверно, впрочем, будет и преуменьшать мощь крымских беев, которая останется за ними на протяжении всей истории Крымского ханства. Основу этой мощи составляли их войска, т. е. вся сила крымской армии, повинующейся в первую очередь не хану, а своим родовым старейшинам. Однако не все вопросы государственной жизни решаются военной силой — и уж здесь влияние бейской верхушки без всякого сомнения ослабевало. В придворных кругах стремительно набирала вес прослойка служилой знати во главе с ханским везирем. И если в военных делах родовая аристократия по-прежнему сохраняла лидирующие позиции, то во многих других направлениях (международные контакты ханства, внутренняя политика правительства и т. д.) на первый план все чаще выходила знать служилая. Некоторые из ханских везирей порой достигали такого влияния в государстве, что по своему политическому весу вполне могли сравниться с первейшими из родовых вождей. Этот процесс медленной «смены элит» в скором будущем станет заметным явлением во внутриполитической жизни Крыма, и родовой знати еще предстоит поспорить со служилой за первенство в принятии государственных решений. Впрочем, в первой половине XVII в. об этом говорить еще рано, и основные линии соперничества пока что пролегали в среде родовой аристократии.