Саад Шазли - Форсирование Суэцкого канала

На следующее утро, 28 сентября (8 дней до начала) министр обороны и я в составе большой группы военных участвовали в традиционном ежегодном посещении мемориала покойного президента Насера. За этим последовала церемония в Генштабе. Тем же вечером я отправился на ежегодное памятное собрание в помещении Арабского социалистического союза. Опять по продуманному расчету речь президента Садата была сдержанной, лишенной громких фраз, и непохожей на его обычные полные огня выступления прошедших нескольких месяцев.

Между этими публичными мероприятиям я проводил ряд совещаний с командующими всеми родами войск, последний раз обговаривая детали их планов, решая возникшие в последнюю минуту проблемы.

1 октября (5 дней до начала) начался заключительный этап подготовки. Началось наше стратегическое учение. Этим утром состав нашего Генштаба перебрался в Центр 10, в зал управления боевыми действиями. (Это тоже не было необычным: несколько лет назад мы руководили нашими ежегодными учениями из Центра 10). Единственной оставшейся формальностью было заседание Верховного совета Вооруженных сил под председательством президента, созванное министром обороны. Оно прошло сравнительно быстро. Каждого командующего официально попросили подтвердить его готовность выполнить предписанную ему задачу. Каждый из них в свою очередь описал свою задачу, план ее выполнения, состояние готовности и, наконец, заявил, что он готов. Это было необходимой прелюдией к изданию президентом официального приказа о начале военных действий, который он должен подписать и выдать Исмаилу. Других вопросов не было. Сказав несколько ободряющих слов, президент уехал.

По крайней мере, пока идут учения, никто не ожидает увидеть меня на дипломатических коктейлях. Вернувшись в Центр 10, в течение следующих трех дней я сосредоточивался на трех вопросах: ход мобилизации, тайное передвижение переправочной техники и наших подкреплений к линии фронта были наиболее важными областями нашего до мельчайших деталей разработанного графика, который должен был выполняться безупречно. Другой главной заботой было отслеживать осуществление нашего плана введения противника в заблуждение путем непрерывной проверки реакций противника. Однако неизбежно почти ежечасно возникало множество мелких проблем: проблемы с обширной сетью коммуникаций, которую мы создавали, проверки безопасности самого Центра 10, бесконечный пересмотр текстов коммюнике, которые мы должны выпустить во время сражения. (В этих коммюнике Израиль обвинялся в начале военных действий, что было ложью, но именно так действовал противник в 1967 году).

В этот день, 1 октября, мы начали наконец открывать секрет: два наших ключевых полевых командира, генерал Саад Мамун, командующий Второй армией, и генерал Абдель Мунейм Васел, командующий Третьей армией, были вызваны в Центр 10 и получили приказ готовиться к выполнению плана «Бадр» 6 октября. Следующие 48 часов они оставались единственными, кому это было известно. Их командиры дивизий должны были узнать все 3 октября (за три дня до начала наступления), командиры бригад — 4 октября (за два дня), командиры батальонов и рот — 5 октября (за один день), а командиры взводов только в день начала наступления за шесть часов до часа X.

Но наше заключительное мероприятие в этот день было бесповоротным: нашим подводным лодкам был отдан приказ занять назначенные боевые посты. Их капитаны не знали своей боевой задачи: они должны были открыть запечатанные пакеты всего за несколько часов до времени «X». Но возможности исправления ошибки не было. С момента их отплытия, на подлодках было запрещено пользоваться радиосвязью. Нельзя было ни отозвать их, ни отменить боевую задачу. Хотя их команды этого не знали, с их отплытием фактически началась война.

К счастью для морального духа, мало кто даже в Центре 10 знал, как близко мы подошли к тому, чтобы отложить начало войны. 3 октября (за 3 дня) Исмаил на несколько часов полетел в Дамаск. Когда он вернулся, он лично сообщил мне, что сирийцы просят отложить день начала наступления на 48 часов. Исмаил им отказал, используя в качестве предлога мою предсказуемую реакцию. По его словам, он сказал: «тебе следует подумать о египетском фронте. Подумайте о положении генерала Шазли, если мы договоримся отложить наступление. Мы не можем надеяться, что сможем и дальше хранить тайну. Он потеряет преимущество внезапности, которое мы так долго и с таким трудом создавали. Прежде чем принять какое-то решение, мы должны узнать мнение Шазли с военной точки зрения, и я не думаю, что он согласится». Исмаил сказал, что сирийцы неохотно согласились.

Противник был не единственным, кого мы старались обмануть. Были еще и русские. Их обмануть было трудно. Помимо инструкторов бригады ракет Р-17Е, было несколько их экспертов в других частях. Они могли видеть наши приготовления. Наша легенда о ежегодном стратегическом учении не могла долго держать их в неведении. В этом году происходило множество новых событий, которые мы должны были скрывать от электронных и спутниковых средств наблюдения противника, но вряд ли могли скрыть от специалистов в наших войсках.

29 или 30 сентября, за неделю до наступления, президент поручил нам в самых общих чертах дать русским понять, что происходит. Мы решили приуменьшить значение событий. Директор Службы разведки, генерал Фуад Нассар получил указание встретиться с главным советским офицером связи генералом Самоходским 2 октября (за 4 дня до начала наступления) и сообщить ему, что у нас есть информация о готовящемся рейде израильтян, но мы еще не знаем точно, когда это произойдет и где. Самоходский должен был спросить Москву, есть ли у них дополнительные сведения об этом. 3 октября и затем 4 октября (за 3 и 2 дня до начала) Нассар должен был дополнить свои новости, сказав Самоходскому, что теперь мы уверены, что это будет широкомасштабный рейд, возможно, в сопровождении авиаударов. Было похоже, что Самоходский принял на веру рассказ Нассара, но к 3 и 4 октября у него наверняка возникли сильные подозрения. Происходило слишком много всего. Наверняка советские эксперты в войсках докладывали об этом. Вероятно, их специалисты в Сирии тоже сообщали о подобных приготовлениях. Подозреваю, что они получали подтверждение своим подозрениям и в виде информации с разведывательных спутников.

Возможно, президент Садат или президент Асад тоже намекнули им. В любом случае, к 4 октября (за два дня до начала наступления) нам стало совершенно ясно, что Советы были фактически уверены в неизбежности начала войны.

Но ответная реакция Советов оказалась для нас полной неожиданностью. Поздним вечером 4 октября советских специалистов, живущих в Каире, и их семьи отвезли в аэропорт и отправили самолетом в Москву. К середине следующего дня, в пятницу 5 октября (за 1 день до начала) такая мини-эвакуация была завершена. Многие из их специалистов остались, среди них те, кто обучал личный состав нашей бригады Р-17Е. И, как подтвердил спешный звонок в Генштаб Сирии, Советы не эвакуировали свой персонал из Дамаска. Я все еще не мог понять, в чем дело. Но когда вечером в четверг я услышал новости, я встревожился. До сих пор, к нашему удивлению, противник ни о чем не догадывался. Если что-то и могло его насторожить, так это вот такие панические действия.