Бэзил Лиддел Гарт - По другую сторону холма

После этого многие танкисты надеялись, что Гудериана назначат главнокомандующим всех бронетанковых войск в наступлении на Францию. Когда же командование танковой группой для основного рывка через Арденны было передано генералу фон Клейсту, им показалось, что предубеждения старой школы взяли верх. Впрочем, Гудериана назначили ответственным за ударную группу — усиленный корпус из трех танковых дивизий. С их помощью он осуществил чистый прорыв, а затем воплотил в жизнь свою мечту, совершив глубокое стратегическое проникновение, перерезав коммуникации противника и обеспечив решающую победу.

История этой драматической кампании изложена в первых главах второй части данной книги. Сейчас же стоит упомянуть мнение самого Гудериана о двух его непосредственных начальниках. Помимо любопытных подробностей о личностях Рундштедта и Клейста оно косвенным образом показывает, что, когда у Гудериана были понимающие руководители, он не был таким уж «трудным» подчиненным, каким его часто изображают. «Фельдмаршал фон Рундштедт обладал очень тонким стратегическим умом — возможно, одним из лучших среди нас. Он предпочитал кавалерию танкам, но не препятствовал развитию танковых сил в отличие от других. Благодаря рыцарскому характеру фон Рундштедта служить под его началом было довольно приятно. Даже если он не разделял мнения своих подчиненных, брал на заметку и был склонен обсуждать их. Он открыто выражал свои взгляды даже перед Гитлером, который ценил его прямоту. Фельдмаршал фон Клейст также отличался благородным характером. В начале войны ему совсем не нравились танки, но в ходе кампании он поменял свои взгляды и научился использовать их правильным образом».

Может сложиться впечатление, что Рундштедт и Клейст умели управлять людьми лучше Гудериана и у них лучше получалось оценивать разные взгляды; в этом смысле они были более приспособлены для верховного командования. Такое же мнение высказывали мне некоторые из довоенных подчиненных Гудериана, хотя в других отношениях они им восхищались. Один из членов его штаба выразил это так: «Ему недоставало психологической способности чувствовать и ощущать свое положение, которой должен обладать главнокомандующий. У него не было дара спокойно выслушивать своих подчиненных или коллег: если их взгляды отличались от его взглядов, он не позволял договорить им, прежде чем отдавать приказы или принимать решения. Он был „лихим наездником“, и при этом удачливым, но у него не хватало психологического умения проникнуть в душу „лошади“, что крайне важно для хорошего наездника на классических скачках. Хотя в качестве организатора и руководящего эксперта бронетанковых войск он был незаменим».

Несмотря на всю беспристрастность этих людей, все же стоит заметить, что все они были кавалеристами и что я не слышал подобной критики от тех, кто с самого начала ратовал за танки. Гудериану пришлось на своем пути преодолеть так много препятствий, поставленных сторонниками кавалерии, что он, вполне возможно, просто терял терпение в общении с ними — подобно тому как это бывало с Хобартом в английской армии.

Кроме того, после тщательного изучения свидетельств французской кампании становится ясно, что умелое использование ситуации прорыва под Седаном, который превратился в решающий удар, было прежде всего инициативой Гудериана, и без него стратегическое решение такой важности принято бы не было. Его начальники, включая Гитлера, с опаской наблюдали за развитием событий, размышляя, не пора ли положить конец этому наступлению, но Гудериан уже «закусил удила». Его остановили только на последнем броске к Дюнкерку, и в результате британцам удалось отступить по морю, хотя «стоп-приказ» не повлиял на непосредственные результаты французской кампании.

То, с каким уважением Гудериан отзывается о Рундштедте, показывает, что, несмотря на всю свою нетерпеливость, он понимал проблемы высшего командования, а также обладал благородством духа. Это качество просматривается и во многих его высказываниях о людях, работавших с ним над новой техникой и развивавших новые идеи. (Это видно и в том, как он отзывался об английской военной мысли, называя себя «ее учеником». Не многие из тех, кто добился таких побед с помощью новой идеи, смогли бы признаться, что многим обязаны иностранным источникам и тем более стране, бывшей их противником в войне).

Гудериан в своих комментариях также мало сокрушается по поводу русской кампании. Это тем более примечательно, что многие его коллеги, даже не из числа специалистов по бронетехнике, считают самой фатальной ошибкой верховного командования в 1941 году то, что оно не позволило Гудериану продолжить натиск на Москву, подобно тому как сдерживало его на западе годом ранее. Эта история описана в главе XVI.

Несмотря на естественное разочарование, Гудериан стал более спокойным и уравновешенным в общении с коллегами и подчиненными. В этом отношении особенно показательно воспоминание Гейра фон Швеппенбурга, с которым у него ранее были трения. «Мой корпус входил в его танковую группу и возглавлял наступление на Москву. Наша работа была образцом совместной деятельности благодаря такту и умению начальника его штаба, а также благодаря предусмотрительности самого Гудериана и его доброй воле. За шесть месяцев ожесточенных сражений между нами не было ни одной ссоры». Гейр фон Швеппенбург подчеркивал, что Гудериан «вырос как лидер». То же мнение высказывали и другие служившие под его началом в 1941 году.

Но едва Гудериан стал как нельзя более готов занять пост верховного главнокомандующего, возможность эта была утрачена в результате конфликта с Гитлером. Любопытно, что Гудериан, которого часто называли смелым, в данном случае настаивал на осторожности, тогда как фюрер, сдержав прежнее наступление Гудериана и упустив шанс победить Россию, требовал продолжения безрассудного наступления посреди зимы.

Я слышал об этой «стычке» от других генералов, прежде чем услышал самого Гудериана, и, надо сказать, его отчет был более откровенным.

«Двадцатого декабря 1941 года я пять часов обсуждал с Гитлером в его штаб-квартире в Восточной Пруссии ситуацию со 2-й танковой армией под моим командованием. Этой армии была поставлена задача окружить Москву с юга и юго-запада, а затем провести наступление на Горки. В свете условий, в которых находились войска, а также из-за проблем с поставками, эта задача была невыполнимой.

Я попытался убедить Гитлера в том, что мой доклад верно передает сложившееся положение, но безуспешно. У меня сложилось впечатление, что донесения с фронта доходили до него в искаженном виде, и я предложил ему отстранить от должности офицеров его оперативного штаба, назначив на их место тех, кто имел непосредственный фронтовой опыт. После аудиенции Гитлер сказал Кейтелю: „Этого человека я не убедил“. Несколько дней спустя фельдмаршал фон Клюге, который сменил фельдмаршала фон Бока на посту главнокомандующего группы армий „Центр“, упрекнул меня в том, что я не подчинился приказу Гитлера продолжить отступление от Тулы до полуукрепленной позиции Суша — Ока, которую можно было бы удерживать, несмотря на чрезвычайные холода той зимой. Фон Клюге ошибался, но его доклада Гитлеру оказалось достаточно, чтобы тот отослал меня домой. Меня отстранили от командования 25 декабря 1941 года». Такой вот «рождественский подарок» человеку, которому Гитлер обязан многими своими победами.