Владимир Снегирев - Смертоносный вирус «А». Кто «заразил» СССР Афганской войной

— Быть в боевой готовности. Ночью пойдем на Кабул, — сказал «альфовцам» Петров и растворился в темноте.

Маршал Огарков сделал еще одну отчаянную попытку убедить членов политбюро воздержаться от ввода войск в Афганистан. Перед этим он вновь проконсультировался с главкомом сухопутных войск Павловским, своим заместителем Ахромеевым и начальником ГОУ Генштаба Варенниковым. Павловский, который до сих пор таил обиду на министра за отказ выслушать его, холодно перечислил то, что уже содержалось в прежних отчетах по итогам двухмесячной командировки в ДРА. А в заключение подчеркнул:

— Большинство афганцев негативно воспримет нахождение на своей территории частей и подразделений чужой армии. Они по своей природе не могут согласиться с этим. А значит, возьмут в руки оружие и выступят против нас. А заодно и против этих афганских революционеров, пригласивших наш контингент. Значит, ситуация там только ухудшится.

— Боевые действия примут характер настоящей и большой войны, — подтвердил Варенников. — И вряд ли тот скромный контингент, который мы собираемся задействовать, сможет тогда одержать победу. Значит, придется его увеличивать, вводить дополнительные силы. По нашим прикидкам для того, чтобы надежно контролировать ситуацию, потребуется иметь там более двухсот тысяч человек личного состава, а это сейчас абсолютно нереально. У нас нет и в ближайшее время не будет такого ресурса.

— Но у руководства имеется очень серьезный аргумент, — осторожно заметил Ахромеев. — Это опасения насчет возможного предательства Амина. Ведомство Андропова убеждено в том, что он тайно сотрудничает с американцами. Видимо, Амин доживает свои последние дни на высших постах в Афганистане. И наши товарищи в ЦК опасаются, как пройдет смена власти. На чьей стороне окажется афганская армия? Не воспользуются ли мятежники этой ситуацией, чтобы упрочить свои позиции? Вы ведь лучше меня знаете позицию «соседей», — обратился он к Огаркову.

— Я в курсе, — коротко кивнул тот.

— Значит, точка зрения «ближних» взяла верх! — сокрушенно махнул рукой Павловский. — Нас в Кабуле пытались убедить в том, что Амин — агент ЦРУ, но какие при этом приводились доказательства? Да только одно: что, будучи студентом американского университета, он возглавлял там афганское землячество. Якобы таких американцы вербовали просто автоматически, скопом. Вот и все. Я же, повторяю, неоднократно встречался с Амином, много часов беседовал с ним и вынес твердое убеждение: это человек, который предан Советскому Союзу. Он много раз просил советское руководство принять его — еще когда был премьером и затем, когда возглавил государство. Принять, выслушать, поддержать. А мы из него шпиона сделали… Э-э, да что там говорить…

— И потом, это иллюзия — верить в то, что наши войска войдут и встанут гарнизонами, не принимая участия в боевых действиях, — горячо поддержал его Варенников. — Их обязательно втянут в драку. Пойдут гробы. Как мы станем объясняться с собственным народом? И какие доводы предъявим международному сообществу? Ведь нас сразу обвинят в агрессии.

Огарков уже много раз слышал нечто подобное. И был целиком согласен с этим. Николай Васильевич попал в очень сложное положение. С одной стороны, как начальник Генерального штаба и первый заместитель министра обороны, он был обязан подчиниться приказу и приступить к его немедленному выполнению. С другой… Как опытный полководец и искушенный политик, он хорошо представлял все последствия этого шага — для своей армии, для страны, ее будущего. Плохие предчувствия терзали его. Огарков — человек, который самолично принимал участие в разработке и утверждении планов превентивных ударов по странам НАТО (при наличии признаков подготовки ядерного нападения на СССР) и верил в успех этих ударов, который сам был фронтовиком и храбро сражался с фашистами, который десятки лет отдал укреплению оборонной мощи страны, — не верил в успех блицкрига в афганских горах, ждал от этой акции больших неприятностей. Да, Афганистан отдавать нельзя, он тоже понимал это и был готов к реализации разных вариантов, направленных на то, чтобы сохранить там дружественный нам режим. Но только без участия советских воинских частей. Без большой войны. Свой Вьетнам за Амударьей нам сейчас не нужен, совсем не нужен. Раз чекисты считают, что этот Амин — американский агент, тогда пусть они найдут способ убрать его. Лучше — законным путем, используя внутреннюю оппозицию. Пусть поставят на его место другого, более надежного человека. Есть же у нас в Кабуле люди, которые могут это сделать, вот и Павловский рассказывал о том, как внушителен персонал КГБ, да плюс к нему резидентура ГРУ, да еще и полутысячный отряд спецназа, который только и ждет команды в Баграме… А развертывать армию — значит невольно подставляться под удары со всех сторон. Больно будет.

— Хорошо. Я вас понял, спасибо, — Николай Васильевич попрощался с генералами, остался один. Теперь ему предстояло вновь идти на политбюро.

Вел заседание сам Брежнев. Когда начальнику ГШ дали слово, он поймал взгляд Устинова, не предвещавший ничего хорошего. Министр словно предупреждал его: не играй с огнем, а то пожалеешь. Подавив понятное волнение, Николай Васильевич четко и аргументированно изложил свои доводы. В качестве компромиссного варианта он предложил ввести в Афганистан небольшие подразделения для охраны наиболее важных объектов. Проблему же надо решать политическим, а не военным путем.

— А кто вас уполномочил говорить здесь о политике? — прервал его Андропов. — Займитесь выполнением своих непосредственных задач. Политику оставьте нам.

— Но я — начальник Генерального штаба… — пытался возражать Огарков.

— И не более того, — Андропов был на удивление резок. — Вас пригласили не для того, чтобы выслушивать ваше мнение, а чтобы высказать вам решение политбюро. Для его последующего исполнения. А политбюро склоняется к другому мнению. И вы его знаете.

— Какие еще будут суждения, товарищи? — обвел взглядом присутствующих генсек.

— Поддержать Юрия Владимировича, — подал свой скрипучий голос Суслов. А следом за это высказались и другие члены политбюро.

Хотя окончательное решение в этот день зафиксировано на бумаге не было. Просто договорились, что «на всякий случай» войска следует привести в готовность к вводу на территорию Афганистана.

Удивительно, но и этот эпизод не поколебал решимости Огаркова отстаивать свою точку зрения. Возможно, впервые за много лет своего существования политбюро столкнулось с таким последовательным сопротивлением со стороны одного из высших должностных лиц государства.