Олег Чечин - Ради тебя, Ленинград! [Из летописи «Дороги жизни»]

В Кареджах нужно было встать с подветренной стороны и наблюдать за баржей, стоявшей на рейде. Ее могло выкинуть на берег. Когда мы подошли к угольному пирсу, матрос не успел выскочить, чтобы зашвартовать буксир. Нас понесло ветром на лоток, выступавший с пирса.

Раздался треск. Лопнули стеньга и антенна. Капитан, выйдя, только сказал: «Что ты делаешь?» И стал выправлять положение.

Я ушла пристыженной к радистке Ане Жуковой в кубрик. В этот момент мне показалось, что нет никого на свете несчастнее меня. Разве не говорили мне, что водить суда не женское дело!

Но если разобраться поспокойнее, то за прошлую навигацию первый помощник капитана ломал мачту раза четыре. А он плавал уже больше десяти лет. Без шишек не научишься! Но все равно нечем мне оправдаться перед экипажем. Слепого помощника капитана держать на судне опасно.

Мачту все же исправила вместе с Аней. Натянули вдвоем антенну. Потом на помощь пришел краснофлотец Сашка. Он учился до войны в Ленинградской консерватории на дирижера. Мачту «настроил», словно скрипку.

Вечером нас отправили в Новую Ладогу. Перед уходом в рейс долго разделывали буксир. Он намотался на винт. Надо было лезть в воду, а. никто из ребят не хотел. Рассердилась на них: «А еще мальчишки! Хуже баб!» Надела купальник, почти полтора часа пробыла в воде. Буксир все-таки разделала. От этого поднялось настроение.

Капитан снова оставил меня в рубке одну. Видно, хотел, чтобы я почувствовала уверенность после неудачи в Кареджах. Как я добивалась самостоятельности раньше! А теперь боюсь — зрение может подвести!

Когда стала менять курс у острова Сухо, услышала гул мотора. Смотрю: слева по борту самолет! Высота метров 150. Думала, что наш, предупредила вахтенного.

«Никулясы» сопровождал катер МО-206. Тревоги на нем не было. Самолет долетел до катера и дал очередь из пулемета. А потом, развернувшись, полетел в сторону.

Вот тебе и раз! Прохлопали наши военные морячки! Самолет чуть на трубу им не сел, а они и в ус не дуют! Вот где беспечность! Успокоились, что в последние дни не было бомбежек. Позабыли, что еще война!

Вспомнился мне бой возле острова Сухо 22 октября 1942 года. Вот когда отличились военные моряки. Они не дали врагу захватить остров и уничтожили несколько десантных барж и катеров. Два подбитых судна в качестве трофеев были доставлены в Новую Ладогу. После ремонта они вошли в состав Ладожской военной флотилии.

Бой за остров Сухо навсегда отбил у фашистов охоту покушаться на наши корабли и караваны с грузами для Ленинграда. Ладожский флот остался хозяином на «Дороге жизни», но терять бдительность было нельзя.

При подходе к Новой Ладоге меня сменил И. А. Мишенькин. Я с трудом выстояла свою вахту. Кроме глаз, стал еще беспокоить зуб. Он так воспалился, что я не смогла ничего есть.

Отпросившись на берег, я решила тайком от капитана сбегать к врачу. Но одна в зубной кабинет не пошла. Заглянула к своей подруге Лиде, которая работала медсестрой в военном госпитале, и уговорила ее проводить туда меня.

Врач выдергивал зуб дважды. Боль была такая, будто у меня вырывали всю десну. Я боялась, что закричу. Но все же выдержала, лишь в самом конце из глаз невольно выкатились слезы.

Вернувшись с Лидой на «Никулясы», я прилегла на койку и неожиданно для себя заснула. Когда проснулась, случайно подслушала разговор наших девчат. Они все собрались в моей каюте и тихо говорили обо мне.

Девочки! Милые! Никогда я не думала, что вы можете так обо мне отзываться! Лида рассказала, как я терпела адскую боль у зубного врача. Аня назвала меня отчаянной. Но Лида ее поправила словом «бесстрашная». Она сказала, что я делаю много хорошего, но у меня получается все это как-то незаметно. Как я была им благодарна!

Испорченный зуб вытащили, но зубная боль не утихла. И в глазах вечером было по-прежнему темно. И все же утром я выстояла еще одну вахту на пути из Новой Ладоги в бухту Морье.

У штурвала продувало насквозь. Шли тихо — мало пару. Кочегарам нелегко поддерживать огонь в топке. Жаль ребят. Как они все похудели! Работа у них тяжелая, а питание плохое. Но все переносят трудности молча. Вот и мне стыдно жаловаться на свое здоровье. Каждый сейчас преодолевает в себе слабость. На то и война!

Ближе к берегу управлять «Никулясами» стал сам капитан. С каким состраданием он посмотрел на меня, заступая на свое дежурство! Нет, больше скрывать свою болезнь я не могу. Боюсь подвести экипаж. В Морье надо снова сходить к врачу.

Когда мы встали у пирса, я отпросилась у И. А. Мишенькина в больницу. Он не стал возражать, отпустил меня вместе с матросом Аней Герасимовой.

По дороге в Осиновец, где была больница, мы с Аней собирали малину. Как хорошо было бегать вдвоем по кустам! Обе чувствовали себя счастливыми, как маленькие дети. А в Осиновце врач сказала, что у меня цинга.

В старину цингой болели моряки, долго не сходившие на берег. Она унесла в могилу Витуса Беринга, Георгия Седова и других знаменитых капитанов. Надо срочно улучшить питание, есть больше масла, молока, яиц. Тогда организм окрепнет и зрение улучшится. Какая глупость! А где их взять — масло, молоко, яйца? Врач пообещала взамен рыбьего жиру.

Этого рейса мы ждали почти четыре года. Наша колонна должна была доставить снаряды к рейхстагу. Каждый из нас понимал: это конец войны.

Мы выехали из небольшого городка Бунцлау под Дрезденом, где чудом сохранился памятник Михаилу Илларионовичу Кутузову. На одной из сторон памятника была надпись: «До сих мест полководец Кутузов довел победоносные войска Российские, но здесь смерть положила предел славным делам его. Он спас Отечество свое и открыл пути освобождения Европы. Да будет благословенна память героя!»

Невольно хотелось продолжить:…и тех, кто защищал Ленинград!

По пути на Берлин я вспомнил о Ладоге. Наш батальон понес там ощутимые потери. Особенно во время строительства свайного моста через Неву под Шлиссельбургом.

Мост должен был восстановить железнодорожное сообщение между Ленинградом и Большой землей. Строительные работы начались сразу после 18 января 1943 года, когда была прорвана блокада.

Фронт был совсем рядом. Каждый день нас обстреливали и бомбили. Приходилось больше работать по ночам — без света и без костров.