Владимир Петрухин - Крещение Руси. От язычества к христианству

Проблема выбора веры и первые шаги христианства — основная тема начальной русской истории, ибо сама история русского народа как единого целого начинается с крещения Руси. Первый русский писатель — киевский митрополит Иларион и первый русский историк — летописец Нестор писали о том, что после крещения возник новый русский народ. Это была не просто риторика, отражающая евангельскую притчу (о новых мехах, необходимых для того, чтобы принять новое вино божественной благодати). Это был реальный исторический итог христианизации: до крещения — принятия единого Закона — единого народа на Руси не существовало. Под властью призванных из-за моря в середине IX в. варяжских князей с их дружиной — русью — пребывали многочисленные славянские и неславянские (в основном финно-угорские — чудские) племена, следовавшие своим племенным — языческим законам и обычаям, которые были описаны Нестором во вводной, предысторической, части Начальной летописи — «Повести временных лет». Летопись остается главным источником по истории начального христианства на Руси, и мы последуем замыслу летописца, который не разделял судеб славян, Русской земли и христианской истории. Древнерусский язык летописи лег в основу развития русского литературного языка — он в общих чертах понятен и современному читателю, так что цитаты из летописи приводятся в книге лишь с небольшими изменениями и комментариями.

О расселении славян Нестор рассказывает в начале «Повести временных лет». Летописец был христианином — монахом Киево-Печерской лавры и составлял свою летопись в Киеве на рубеже XI–XII вв. Главной книгой, которая была настольной для всех средневековых историков Европы, была Библия. В этой «Книге книг», как ее называли в Средние века, ничего не говорилось собственно о славянах и Руси — ведь Библия была завершена еще в первые века нашей эры, а славяне и Русь появились на страницах древних хроник несколькими столетиями позднее. Но эта книга не случайно стала в Средние века главным источником изучения всемирной истории. В Библии история наделялась особым смыслом — пониманием Божьего замысла: всем народам должен был открыться этот смысл собственного существования, и все народы были равны перед Богом — ведь все они произошли от общего предка, праведного Ноя и его трех сыновей, которые спаслись после Всемирного потопа.

С этого библейского рассказа и начинает славянскую и русскую историю Нестор. Он повествует о том, как в гордыне своей люди стали строить Вавилонскую башню, чтобы достичь небес, и Бог разделил их языки, так что они не могли договориться о дальнейшем строительстве. Так появились разные народы (летописец так и называл их «языками») — потомки трех сыновей Ноя: Сима, Хама и Иафета. Они стали заселять землю, и в северных или «полунощных» странах — в Европе — вместе с другими потомками Иафета оказались славяне, которых летописец называл их общим древним именем — словене (что значило «владеющие словом», речью).

Не только Библию использовал Нестор для составления летописи. У него был перевод всемирной истории — византийской Хроники, или «Временных книг», Георгия Амартола (это имя означало, что византийский историк, как и Нестор, был монахом) и других греческих хроник. Образец «Временных книг» — повествований о царствах — воспринял Нестор, который тоже рассказывал о княжениях первых русских князей, но этот рассказ был разбит на погодные записи — лета, поэтому у русского летописца получилась «Повесть временных лет». Греческая хроника не во всем могла служить образцом для русского летописца. Георгий также рассказывал о расселении потомков Ноя, но среди них не называл ни славян, ни руси. Для византийского историка они оставались «северными варварами», врагами Византии, лишенными настоящей культуры и даже речи (слово «варвар» в античной традиции означает человека, лишенного членораздельной речи, способного лишь на невнятное бормотание — «бар-бар»). И конечно, к этим варварам не ходили апостолы: они оставались не просвещенными Божьим словом.

Нестору самому пришлось искать место своего народа во всемирной истории. И для этого у него был особый источник, составленный на славянском (словенском) языке последователями славянских первоучителей Константина (в монашестве получившего имя Кирилл) и Мефодия. Это повествование было написано еще в Моравии, где учили сами просветители в IX в., а может быть позднее, в Чехии, в Сазавском монастыре, где кирилло-мефодиевская традиция сохранялась до конца XI в., и получило название «Сказание о преложении книг на словенский язык».

Там говорилось, что славяне расселялись среди 72 народов, разделенных во время Вавилонского столпотворения, и по прошествии «многих» времен сели на Дунае, где ныне расположены Болгарская и Угорская земли. Там их угнетали степняки авары, а затем пришедшие с запада при Карле Великом франки — волохи (так — волохами или влахами — в позднейших славянских традициях стали называть романоязычные народы — итальянцев, румын и др.). Тогда славянские племена стали расселяться по Средней и Восточной Европе, так что мораване поселились на реке Морава, рядом с ними расселились чехи, дальше ляхи, или поляки: одни из поляков прозвались полянами, другие — лютичами, мазовшанами, поморянами.

Составители «Сказания» не говорили ничего о славянах в Восточной Европе, ведь их интересовала прежде всего моравская миссия Константина и Мефодия в Центральной Европе. Летописцу самому пришлось дополнять историю расселения славян. На восток до Среднего Днепра дошли славяне, которые также назывались поляне (это сходство имен потом будет использовано летописцем), их предводителями — Кием, Щеком и Хоривом был основан Киев. Рядом в лесах поселились древляне, между Припятью и Двиной — дреговичи, по Десне — северяне, рядом с ними — радимичи, в верховьях Днепра, Двины и Волги — кривичи, на Оке — вятичи. Дальше всего от Дуная расселились славяне, достигшие Севера Восточной Европы, озера Ильмень, где ими был основан город Новгород. Там, пишет Нестор, они прозвались «своим именем» — то есть продолжали именоваться словенами («владеющие словом»), как на Дунае. Это не случайно: ведь здесь, на Севере, жили «чужие» по языку финно-угорские народы, которые в Древней Руси и звали чудь, «чужие».