Николай Черушев - 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

Значит, Тодорский работает добросовестно, хотя и замедленно, при этом излишне не рискуя. Таков главный вывод, который можно вынести из приведенной докладной Галкина. Этот вывод по своей сути не должен был настроить Мехлиса против начальника УВВУЗа. А что касается чрезвычайной осторожности и излишней страховки, то любому, даже мало-мальски сведущему человеку понятно, откуда у Тодорского проистекали эти качества.

А между тем Галкину ничего не стоило «утопить» своего начальника, приведя в докладной записке известный ему негативный материал из жизни последнего. Например, он не стал обыгрывать факты злоупотребления спиртным со стороны Тодорского: «…Мне был известен факт пьянки Тодорского с Куликом (командармом 2-го ранга, начальником Артиллерийского управления РККА. – Н.Ч. ), когда они в течение нескольких дней (3–4) пьянствовали с женщинами за городом. В эти дни Тодорский не являлся на службу». (Из письма Н.Т. Галкина Главному военному прокурору генерал-лейтенанту А. Вавилову, написанного в июле 1954 года) [458].

Хоть и сверхосторожен был Александр Иванович в 1937–1938 гг., однако это уже ничего не меняло – машина НКВД продолжала работать и его черед неумолимо приближался. Тодорский наводился еще на свободе – трудился, отдыхал и даже пьянствовал, а в это время на него в особую папку поступали показания лиц, арестованных за «участие в военном заговоре, возглавляемом Тухачевским». Это не считая тех доносов, которые шли по оперативным каналам. Мы же пока будем вести речь только о показаниях арестованных. Таковых к моменту ареста Тодорского набралось более десятка – 12 человек из числа высшего комначсостава «показали» на него. Все эти показания были затем приобщены к его следственному делу. К слову сказать, ни одной ставки с названными лицами Тодорскому так и не дали.

О чем же говорится в этих документах, содержание которых полностью Александр Иванович не знал, но о наличии которых догадывался? Изучение архивно-следственного дела позволяет узнать то, о чем до поры до времени он в полной мере не ведал.

Комдив Е.С. Казанский, бывший командир 5-го стрелкового корпуса, а еще ранее – начальник военно-учебных заведений РККА, в показаниях от 27 июня 1937 года (более чем за год до ареста Тодррского) характеризует его с отрицательной стороны. Однако напрямую он Тодорского участником заговора не называет, а только говорит, что своими антисоветскими разговорами готовил того для вербовки и что Тодорский разделял взгляды Казанского по всем вопросам положения в армии. «Я работал начальником отдела учебных заведений наркомата обороны… Тодорский А.И., бывший офицер, инспектор военно-учебных заведений, пьяница, морально разложившийся человек, ставящий свое личное благополучие выше всего, настроенный явно антисоветски… Доверенный человек Фельдмана…» [459]

Комбриг А.И. Сатин (начальник отдела Управления военно-учебных заведений РККА) в своих показаниях от 4 июня 1937 года заявил, что Тодорский ему известен как участник заговора. «Помимо завербованных мною лиц мне известны, как активные участники заговора, следующие лица: Тодорский Александр Иванович… О нем мне Казанский говорил, что он… посвящал его в ряд вопросов, связанных с антисоветским заговором. Кроме того, мне лично известно о тесной связи Тодорского с Фельдманом» [460].

Комкор Н.А. Ефимов, бывший начальник Артиллерийского управления РККА, на допросе 22 мая 1937 года (почти за полтора года до ареста Тодорского) показал, что в течение ряда лет у него на квартире собирался кружок его единомышленников: «Начиная с 1929 г. по 1931 г. групповые сборища лиц командного состава, преимущественно контрреволюционно настроенных, возобновились. Они также происходили у меня на квартире. На этих сборищах присутствовали: Белицкий, Венцов, Ошлей, Урицкий, Тухачевский, Тодорский – начальник Управления военно-учебных заведений…

На этих сборищах велись уже более резкие контрреволюционные разговоры, рассказывались антисоветские анекдоты… Уборевич, Урицкий и Тодорский, хотя и не принимали непосредственного участия в этих контрреволюционных разговорах, но в их присутствии они велись совершенно свободно и открыто» [461]. На этом допросе Ефимов показал, что о причастности к заговору Тодорского он узнал в 1933 году от Тухачевского.

Было бы неверно утверждать, что Тодорский до его ареста абсолютно ничего не знал о наличии в НКВД показаний на него. С частью из них его, видимо, все-таки знакомили и некоторые материалы следственного дела свидетельствуют об этом. Например, там имеется письмо Тодорского от 8 июля 1937 года в адрес Ворошилова и наркома внутренних дел, в котором он решительно отрицает свою принадлежность к антисоветскому заговору, факты посещения квартиры комкора Ефимова и участия в «сборищах» участников заговора во главе с Тухачевским [462]. Отметим, что промежуток между показаниями Ефимова, обличающими Тодорского, и письмом последнего в «компетентные органы», составляет полтора месяца.

Командарм 2-го ранга А.И. Седякин, до ареста начальник Управления Противовоздушной обороны, в показаниях от 2–5 декабря 1937 года назвал Александра Ивановича одним из руководящих заговорщиков, хотя в обоснование этого заявления не привел совершенно никаких данных: «Мне были известны следующие руководители – заговорщики Управлений НКО… УВЗУЗ – Тодорский.

С целью определения… поведения фронтов, ведущего к чувствительному поражению сначала Белорусского, а потом Украинского фронтов… мы предполагали провести в начале 1937 г. большую оперативную игру Генерального штаба на Западном фронте. В игре занимали тактические должности… Тодорский» [463].

С названными показаниями Седякина (равно как и остальных вышеуказанных лиц) Тодорского, после его ареста, следователи ознакомили, они же (показания) фигурируют и в обвинительном заключении. Однако были и другие показания Седякина, резко расходящиеся по своему содержанию с приведенными выше. Так, в 3 м томе по делу Седякина, где находятся его собственноручные показания, на листах 626–631 находим фактически опровержение всего того, что им было сказано на допросе в начале декабря 1937 года. Он пишет, что «…с Тодорским мои отношения всегда были натянутыми. Встречи были только служебные. Политического контакта или антисоветского сговора ни с кем из них у меня не было (перед этим были упомянуты Г.И. Кулик, А.В. Хрулев, А.И. Тодорский и еще несколько человек. – Н.Ч. ). До дня своего ареста я ни от кого не слышал о причастности этих лиц к военно-фашистскому заговору. Подозревал Тодорского, поскольку его имя фигурировало в печати, но от других заговорщиков о Тодорском ничего компрометирующего не слышал» [464].