Николай Черушев - 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

Значит, о том, что ему предстоит очная ставка в Политбюро ЦК ВКП(б), Белов знал и, что естественно, готовился к ней, продумывая аргументы и факты в свою пользу. Как видно, знал он и о том, о кем предстоит ему встреча: ведь не зря же в разговоре с Гордоном Белов упомянул комкора С.П. Урицкого, который якобы его оговорил. Потому-то и не дало это задуманное мероприятие того ошеломляющего эффекта, который ожидали получить сотрудники Особого отдела, члены Политбюро ЦК ВКП(б) во главе со Сталиным. Скорее всего было так, что Белова подвергли аресту после отказа подтвердить на очной ставке показания Булина и Урицкого о его антисоветской деятельности. А что было бы с Беловым, признай он тогда все, что утверждали последние? Можно смело утверждать, что конец был бы точно таков, какой он получился и в первом варианте – Белов все равно бы подвергся аресту и следствию. А так он хотя бы сохранил свое лицо, не потеряв уважения к самому себе в этот первый день своего нахождения в руках НКВД.

Надо сказать, что в лапах чекистов Белов уже однажды побывал. Правда, было это давно, еще в гражданскую войну. Обратимся к архивно-следственному делу под названием «Бухарские события 1920 г.», по которому проходило 105 человек, в том числе командующий Бухарской группой войск И.П. Белов. Из материалов дела видно, что после взятия Красной Армией Бухары военнослужащие группы занялись разграблением ценностей эмира, в том числе золота, сукна, шелка. В таких грабежах приняли участие адъютант Белова – Ерискин и один из приближенных к нему командиров – Авербух. Сам же Белов обвинялся в том, что он, как командующий группой, не предотвратил грабежи и мародерство, а также пытался отвести от наказания названных Ерискина и Авербуха.

После окончания расследования дела оно рассматривалось 7 декабря 1920 года на коллегии Особого отдела Туркестанского фронта, которая приняла следующее постановление: «Принимая во внимание, что настоящее ни в коем случае нельзя рассматривать, как дело, касающееся персонально той или иной личности или учреждения, а наоборот, оно является делом, имеющим серьезное общегосударственное значение, подлежащее рассмотрению органов центра РСФСР, а поэтому: дело о «Бухарских событиях» передать в ОО (Особый отдел. – Н.Ч. ) ВЧК; арестованных же: а) Ивана Белова, имеющего богатые революционные заслуги, и Мартихина из-под стражи освободить, причем первого с правом занятия ответственных должностей, но с обязательством явки по первому требованию…»

В начале апреля 1921 года дело об участии Белова в «Бухарских событиях» слушалось на заседании Президиума ВЧК, который постановил его производством прекратить ввиду недоказанности обвинения. Отдельные же участники неблаговидных деяний были осуждены. Так, Авербух получил срок три года лагерей. Большую роль в ускорении разбирательства дела и реабилитации И.П. Белова сыграли положительные отзывы на него видных военных и политических работников Туркестанского фронта – Д.А. Фурманова, Б.Н. Иванова и других. Их обращения и письма в адрес В.И. Ленина, ЦК РКП(б) и СНК, ВЧК возымели свое действие. Например, Фурманов, вместе с Беловым участвовавший в подавлении Верненского мятежа (июнь 1920 года) в качестве уполномоченного РВС Туркфронта по Семиречью, а затем в течение двух месяцев бывший у него военным комиссаром в 3 й Туркестанской стрелковой дивизии, а потому хорошо изучивший начдива, писал в январе 1921 года начальнику Особого отдела ВЧК:

«Я имею сведения о том, что в ОО ВЧК числится дело тов. Белова, кавалера ордена Красного Знамени, бывшего начдива 3 й Туркестанской дивизии. Я слышал, что его обвиняли в присвоении ценностей во время бухарских боев. Спешу сказать Вам несколько слов про Белова во избежание ошибок при разборе дела… Белов безусловно честный человек. Во всем деле какое-то роковое недоразумение или чей-либо сторонний злостный умысел. На возможность последнего особенно обращаю Ваше внимание. В обстановке Туркестанской действительности возможны самые невероятные махинации.

В свое время Белову пришлось тушить белогвардейское восстание, поднятое Осиповны (в Ташкенте) и он тогда нажил себе немало врагов, явных и тайных. В Туркестане в свое время было деление на активов и пассивов. Принадлежа к активистам, Белов, несомненно, в лице пассививистов имеет до сих пор (из злопамятных) своих недругов и мстителей. Обстоятельства путаные и во воем деле необходимо быть «исторически» объективным и осторожным. С Беловым я работал в Семиречье несколько месяцев. Человек он тугой на сближение, для многих тяжеловесный, а порой и нетерпимый за свою непосредственность и прямоту. На подлость, на воровство, на махинации – он абсолютно не способен, в этом я глубоко убежден. Наоборот, такого честного и прямого человека нередко трудно встретить… Рекомендую максимальную осторожность и предостерегаю против возможного пристрастия со стороны «туркестанцев»… [82]

Знал Иван Панфиловия Белов и чувства, которые испытывает человек, несправедливо обвиненный в несовершенных им преступлениях, оклеветанный окружающими его людьми. Пример тому – его докладная записка начальнику Штаба РККА, написанная вскоре после указанных, выше событий. В ней Белов, в частности, отмечал; «…По приезду в Москву я поступил в Академию Генерального штаба… Однако систематически заниматься я не мог, ибо мое дело только недавно закончилось, кроме того я принимал участие в кронштадтской операции. Мое моральное состояние было до моего оправдания угнетено – вследствие чего текущий учебный год для меня пропал, приступить к нормальным занятиям я могу лишь с будущего года.

Должен Вам доложить, что возбужденное против меня дело оставило во мне много горечи. Несмотря на реабилитацию мою наиболее авторитетными органами в Республике, я полагаю, что реабилитировать меня можно, лишь вернув мне то доверие, коим я пользовался все время от Советской власти. Лишь предоставление мне работы, соответствующей моему революционному стажу, может восстановить мне мое ничем незапятнанное имя, вернуть мне душевный покой…» [83]

Доверие к Белову тогда было восстановлено полностью и он последовательно занимает в Красной Армии ответственные посты: командира 2 й Донской и 22 й Краснодарской стрелковых дивизий, 9-го и 2-го стрелковых корпусов, командующего войсками Северо-Кавказского, Ленинградского, Московского и Белорусского военных округов, избирается членом ЦИК СССР, депутатом Верховного Совета СССР первого созыва.

Каких же признаний добивались от Белова Сталин и Ежов? Какие показания выбивали из него начальник Особого отдела ГУГБ Николаев и его помощники Ямницкий и Казакевич? Учитывая то, что желаемого эти насильники от Белова все-таки добились, обратимся к материалам судебного заседания по его делу, где обвинения сформулированы уже в окончательном виде. В приговоре Военной коллегии от 29 июля 1938 года говорится, что Белов, будучи членом ЦК партии левых эсеров Туркестана, в 1917–1918 годах готовил антисоветское восстание. Однако, ввиду изменившейся обстановки и в целях маскировки своей антисоветской работы он по решению партии левых эсеров вступил в партию большевиков. В 1927 году Белов совместно с другими видными деятелями своей запрещенной партии, находившимися на ответственных командных постах в РККА – Я.М. Фишманом, М.Д. Великановым, И.К. Грязновым, Н.А. Ефимовым – создал руководящий центр военно-эсеровской организации. При участии Белова, в целях конспирации в 1930 году эсеровской организацией в РККА был создан параллельный центр, который проводил вербовочную работу под флагом правых.