Джон Гай - Две королевы

Роль Бабингтона в заговоре могла бы на этом закончиться, но после того, как испанский посол Мендоса был изгнан из Лондона, связи молодого человека с агентами Марии в Париже втянули его в тайные интриги. Мендоса переехал в Париж и там продолжал вынашивать планы государственного переворота. Он хотел соединить восстание английских католиков, испанское вторжение, убийство Елизаветы и, наконец, освобождение и триумф Марии.

В мае и июне 1586 г. Бабингтон впервые вступил в контакт с Джоном Баллардом, солдатом-священником и фанатиком, а также с Гилфордом и другими. На встрече в его доме, состоявшейся 7 июня, они решили, что Елизавета должна быть захвачена, а Мария освобождена с иностранной помощью. После того как число заговорщиков достигло тринадцати, причем многие были гораздо больше преданы идее заговора, чем сам Бабингтон, он с неохотой предложил убийство Елизаветы группой из «шести джентльменов», хотя о персональном составе этой «шестерки» договориться не удалось.

Но одобрит ли Мария заговор? Бабингтон написал ей 6 июля. Благодаря роли Гиффорда письмо было перехвачено, и люди Уолсингема приготовились действовать. Уолсингем понимал, что это шанс поймать Марию в ловушку, которого он ждал. Сам заговор не был «проектом» [105] То есть использованием агентов-провокаторов для организации заговоров, которые затем в нужный момент будут «раскрыты». , направленным на уничтожение Марии, — он действительно существовал. Но вместо того, чтобы подавить заговор в зародыше, подручный Сесила позволил ему развиться до такой степени, чтобы он мог получить письменные доказательства и приговорить Марию к смерти. Уолсингем следил за развитием событий с начала и до конца — прежде чем арестовать Бабингтона, он не менее трех раз беседовал с ним, чтобы выяснить, не хочет ли тот добровольно перейти на его сторону и предать Марию. Заговор был очень плохо организован. Самого Бабингтона одолевали сомнения, и Уолсингему даже пришлось посылать Гиффорда, чтобы приободрить его, когда он внезапно запаниковал и захотел устраниться.

7 июля Уолсингем направил Томаса Филипса, своего клерка и главного дешифровщика, в Чартли. Он ждал до 10-го числа, пока не пришло письмо Бабингтона. После того как Филипс успешно расшифровал письмо, документ вернули в секретную коробочку, спрятанную в пивном бочонке, и отвезли бочонок в Чартли. Дешифровщик остался ждать ответа шотландской королевы.

Мария размышляла неделю, прежде чем отправить ответ. Гнев и отчаяние толкнули ее на безрассудный поступок. Она взвесила свои возможности, теперь крайне ограниченные, и решила рискнуть. Больше всего Мария боялась, что ее тайно убьют. «Она ясно видела, — писал Паулет Уолсингему, — что ее хотят уничтожить, что у нее отнимут жизнь, а затем скажут, что она умерла от болезни».

Приняв решение, Мария испытала прилив сил. Это не укрылось от Филипса, который с мрачным удовлетворением отмечал смену ее настроения. Она почувствовала себя лучше, и ей позволили выезжать в карете, чтобы насладиться летним солнцем. Выезжая за ворота, Мария проехала мимо дешифровщика, который приветствовал ее. «Я улыбался, — цинично рассказывал он Уолсингему, — но при этом вспоминал стишок: „Когда кто-то тебя приветствует, / Убедись, что это не враг“».

Мария сначала обдумала идеи, которые изложила в роковом для себя ответе. Потом записала некоторые мысли и села за стол в своем кабинете, чтобы обсудить их с двумя секретарями. Старшим из них был Клод Но, брат хирурга, который своим искусством спас ей жизнь после прободения язвы желудка в Джедборо. Он делал заметки, а потом составил черновик письма Бабингтону на французском языке. Затем перевел на английский. В данном случае «аутентичная» окончательная версия ответа была на английском, а не на французском. Причина заключалась в том, что шифр, которым пользовался Бабингтон, был основан на английском языке. Оригинальный французский черновик Но не сохранился, но в любом случае Уолсингему требовался не он, а тот текст, который отправили Бабингтону. Тем не менее это было зашифрованное послание, а не документ, написанный рукой Марии.

Мария закончила письмо поздно вечером 17 июля, а отправила ранним утром следующего дня. Его быстро извлекли из пивного бочонка и доставили для расшифровки к агенту Уолсингема. Расшифрованный текст на английском — важная улика, которая будет предъявлена во время суда над Марией, — отправили Уолсингему 19 июля. Чтобы подчеркнуть его важность, дешифровщик, не чуждый черного юмора, нарисовал на внешней стороне листа виселицу.

Прочитав письмо Марии, Уолсингем сразу же понял, что это гораздо более серьезная улика, чем ее предыдущее послание к зарубежным сторонникам перед Северным восстанием. Там она ограничилась общими фразами и намеками. Здесь выражалась открыто:

После того, как все будет готово, и силы собраны как за пределами, так и внутри королевства, отправьте шестерых джентльменов выполнять их работу, приказав, чтобы, как только они исполнят свой план, меня немедленно увезли из этого места, а все Ваши силы одновременно выступили, чтобы присоединиться ко мне в ожидании иностранной помощи, которая должна прибыть как можно скорее.

Смысл этого фрагмента абсолютно ясен. Мария соглашалась на убийство Елизаветы и иностранное вторжение. Формально она не указала, что за «работу» должны выполнить шесть джентльменов, но в письме Бабингтона, на которое отвечала королева, имелась недвусмысленная фраза: «Для устранения узурпатора, от подчинения которой нас освободило отлучение ее от церкви, шесть благородных джентльменов, моих близких друзей, ради католической веры и дабы оказать услугу Вашему Величеству, совершат эту трагическую казнь».

Если сопоставить оба письма, соучастие Марии в заговоре становится неопровержимым. На суде она заявляла, что все улики против нее косвенные. Она требовала, чтобы учитывались только сказанное и написанное ей самой, настаивая, что в ее словах и письмах нет ни согласия на убийство, ни подстрекательства к нему. Она не соглашалась, чтобы два письма рассматривались вместе.

Это стало основой ее защиты и одновременно источником обвинений в подделке. Большие сомнения вызывал постскриптум, который главный дешифровщик Уолсингема добавил к «аутентичной» окончательной версии письма, прежде чем спрятать его в коробочку в пивном бочонке для последующей передачи Бабингтону. Вся теория заговора основывалась именно на нескольких строчках примечания — на этом основании дешифровщика обвиняли в «фабрикации» основной части письма с намерением сделать Марию соучастницей заговора с целью убийства. Однако не существует никаких доказательств того, что текст самого письма был изменен, и поэтому постскриптум — явная и наглая подделка, которой Филипс хвастался, о чем осталась его запись в архивах — не использовался против Марии. На самом деле это был неуклюжий тактический ход: попытка заставить Бабингтона раскрыть «имена и звания» упомянутых «шести джентльменов», а также их сообщников, чтобы Сесил и Уолсингем могли арестовать всех. Хитрость не сработала — у Бабингтона возникли подозрения, и он бежал. Десять дней спустя его поймали в амбаре; он коротко остриг волосы и испачкал лицо, чтобы его приняли за батрака.