Николай Карпов - Трагедия белого юга. 1920 год

10/23 января

Утром на Усть-Койсуг начал наступать наш 1-й полк Туркула и конница Барбовича. Оказалось, что туда уже успело переправиться до 3-х полков пехоты и около 500 сабель. Бой разгорелся солидный. У красных, кроме легких, в этом деле участвовали тяжелые орудия. Тем не менее, их вышибли из Усть-Койсуга. Туркул хотел занять еще Калузаево, но переправиться на ту сторону не смог. 1-й полк понес крупные потери: около 60 человек ранено и 5 убито. Тяжело ранен командир 1-го дивизиона нашей бригады полковник Протасович. Красные в Усть-Койсуге оставили до 200 трупов. Пленных Туркул, говорят, не брал. Некоторое время тому назад, нами оставлены Кизляр и Святой Крест (ныне Буденовск. — Н.К.) По Манычу бои идут севернее Великокняжеской.

11/24 января

Наши, почему-то, снова ушли из Усть-Койсуга. Без давления и туда снова переправилась небольшая группа красных. В батарею вернулся ушедший в конно-горный дивизион в ноябре 1918 г. прапорщик Лукин. Про настроения тыла (с февраля 1919 г. он служил в парке {78} 78 В военной терминологии — территория, оборудованная для хранения (стоянки) вооружения и боевой техники, в т. ч. артиллерийской. П. могут быть постоянными и полевыми. ) говорит, что царившая последнее время паника и растерянность постепенно исчезают и все, хотя и медленно, начинает налаживаться. В некоторых местах мобилизация идет плохо. Казаки поговаривают: «За что мы будем воевать. Наших избранников вешают, а мы будем драться за какую-то кучку монархистов». Но в большинстве случаев идут охотно, мобилизуются все от 17 до 55 лет. Дряблая наша интеллигенция показывает еще раз полное свое ничтожество, она совершенно устала и говорит: «Или те, или другие; только бы поскорее все окончилось». Мы разве не устали больше ее, но ничего похожего не говорим.

Самостийное течение на Кубани сильно. Новый атаман Букретов в данное время тоже является выразителем этого мнения. Когда генерал Богаевский докладывал в Раде о необходимости единения казачества с Добрармией и что в этих целях он принял пост Председателя Верховного правительства, ему кричали с мест: «Позор, зачем созывается Верховный Казачий Круг, куда войдут представители Тихого Дона, Вольной Кубани и Буйного Терека». Одни стоят за передачу ему всей полноты власти, а казаки-«линейцы» хотят оставить ее генералу Деникину. Теперь в приказах начали печатать выдержки из газет с целью хотя немного осветить фронту положение дел, а то ведь на позиции сидишь и ни черта не знаешь, что делается. Сегодня я читал такие выдержки. Хотя кое-какое понятие будешь иметь о главном.

12/25 января

Начались морозы и весьма приличные; сегодня температура опустилась до -10 примерно. Это уже хуже для нас; удерживаться на этой позиции будет, безусловно, гораздо труднее, если по льду через Дон переправлять можно будет все, что угодно. Во всяком случае, стало много беспокойнее и тяжелее, а нам тут необходимо задержаться, по крайней мере, на 3—4 недели, пока все будет готово для начала наступления с нашей новой Кубанской армией. Читал сегодня сводку за несколько последних дней. За всю операцию под Ольгинской и Хомутовской нами взято 10 орудий, более 100 пулеметов; причем там указано, что много орудий и всадников провалилось под лед при отступлении. Там же разбита дивизия Буденного. 9 числа нам снова удалось занять Святой Крест, а 11 Кизляр; взято много пленных и орудий, преследование продолжается. Относительно Крымской нашей группы сведения довольно смутные, бои идут у Елизаветграда и 9 числа на линии Геническо—Алешки. Бронепоезд «Пластун» делал набег на Жмеринку, захватил там два бронепоезда противника и несколько человек в плен. Говорят, под Батайском к нам во время боя перешли и открыли по красным огонь во время их замешательства человек 100 пластунов-терцев, захваченных в бою 26 декабря. Тогда их захватили не много не мало, а человек 700, офицеров, не успевших приспособиться под общий вид, красные зарубили, а остальных поставили в строй и заставили наступать. Вдоль северной опушки нашей деревни сегодня начали рыть окопы.

13/26 января

Утром красные снова пробовали наступать на Азов и на нашем участке; они даже довольно близко подходили к нам, выйдя из Елизаветовской, очевидно, перед рассветом. Почти исключительно артиллерийским огнем их водворили на место. Все ничего, но уж больно холодно стало; мороз дошел должно быть градусов до 15; на позиции за целый день здорово намерзнешься. Когда спокойно, на батарее днем дежурят люди только одного орудия. Часа в три во время дежурства нашего орудия над Азовом и над нашей позицией совсем низко пролетел аэроплан красных. Мы сначала приняли его за свой, потому что чересчур низко он летел, но мы потом отчетливо увидели на крыльях красные звезды. Не особенно весело было бы, если бы он окатил нас из пулемета. Он бросил прокламации, в которых содержалось требование к 13/26 января очистить Азов и вообще эту линию без давления, в противном случае никому прощения не будет и город будет подвергнут усиленной бомбардировке. Довольно наивно. Поручик Люш уверял, что красный летчик пролетал на английском аппарате «Сопфич». Почти все наши авиационные отряды достались красным во время этого отступления. Из Новороссийска стали отправлять на Принцевы острова семьи офицеров, у которых нет абсолютно никаких средств. Тем семьям, у которых есть средства, предложено переехать на другие острова (Мальту, Корсику) и за границу. Говорят, что англичане в случае крушения Добрармии гарантировали вывоз всех офицеров и их семей и обещали не отдавать Новороссийска до тех пор, пока не закончится погрузка всех.

14/27 января

День был довольно свободный на нашем участке. Ездил в Азов в баню. В городе тиф там производит солидные опустошения, хоронят ежедневно десятками. Лечить больных, по-видимому, нечем; эвакуированные из батареи больные солдаты возвращаются обратно, их некуда было поместить. Здесь в деревне тоже во всех хатах лежат. Состав батареи сильно поредел. У большевиков тиф, говорят, развит еще сильнее. Почти каждый день оттуда перебегают к нам одиночные люди; порядку там, по их словам, нет совершенно, воевать они не хотят дальше. От нас тоже на днях перебежало к ним 5 офицеров Знаменской роты 2-го полка. Что настроило этих подлецов таким образом, прямо непонятно. Из штаба дивизии потребовали, чтобы взвод нашей батареи завтра утром прибыл в Азов, где он будет стоять временно на позиции. Говорят, что под Кагальником зашевелились красные, поэтому нас туда и требуют. В Азов должен будет пойти наш второй взвод завтра на рассвете.

15/28 января

Часов в 6 с четвертью оба взвода уже были готовы: второй к отправке в Азов (все вещи были сложены), а первый через 15 минут должен был стать на позицию. Дежурным офицером был как раз я. Я стоял на перекрестке улиц и пропускал мимо себя наверх повозки. Случайно посмотрев в сторону Елизаветовской, я в предрассветном тумане около тростников заметил что-то не совсем похожее на камыши; и это что-то оказалось весьма приличной цепью красных. Я успел только вскочить в квартиру командира и сообщить об этом, и сейчас же началась здоровенная стрельба. Ловко их прозевали и чуть ли не впустили их в самую деревню. Пришлось довольно быстро эвакуироваться из деревни. С прежней нашей позиции мы успели сделать около 15 выстрелов, после чего пришлось отходить дальше, так как благодаря сильной поднявшейся метели не было ничего видно дальше 50 шагов. 2~й взвод из этого «гермидера» выскочил вполне благополучно, так как все наши вещи были заранее приготовлены для отправки в Азов. Первый же взвод оставил почти все свои вещи, кроме того, остался ящик с патронами и всей запряжкой, много повозок с лошадьми и строевых лошадей. Это поднакрыли нас. Ветер был настолько сильный, что все время, то нос, то щеки (текст поврежден. — Н.К.) и отмерзали, прямо нельзя было успевать оттирать. Смерзались даже ресницы на глазах. Никого из нашей батареи не зацепило, хотя пуль по всем улицам летало весьма серьезное и внушительное количество.