Валерий Возгрин - Исторические судьбы крымских татар

С тех пор теория "меньшего зла" приобрела немало адептов, наиболее именитые из которых выступали с развернутой защитой ее и на страницах центральных научных журналов. Тем не менее эта теория не заслуживает, по моему мнению, специальной критики, во-первых, из-за своей явной бесчеловечности и антинародности (не занимаемся же мы сейчас серьезной критикой теорий расизма или "сверхчеловека" — на то было свое время, как и на разбор бесплодности поисков вечного двигателя или, скажем, философского камня). Во-вторых, ангажированность, субъективность сторонников ее, не имеющая ничего общего с наукой, видна уже из того, что все они — не из тех стран и областей, что вкусили от колониального "меньшего зла", которым их облагодетельствовала Россия. Цель этих теоретиков, были ли это представители дореволюционной "государственной" школы исторической науки или советские авторы, остается все той же: оправдать царскую экспансию на восток, запад и юг от первоначального расселения русского этноса.

После установления в Крыму новой власти последняя, естественно, тут же приступила к созданию для себя экономического базиса, важнейшей частью которого была собственность на средства производства, основным из которых в Крыму издавна была земля. Столь же естественным для царской администрации было стремление перекроить местные земельные отношения в соответствии с законодательством, действовавшим в других европейских областях империи.

Очевидно, администрация не отдавала себе поначалу отчета в трудности подобной задачи. Дело в том, что ей было известно в основном два вида поземельной собственности: государственной и частной (главным образом дворянской). В Крыму же она встретилась с первых дней работы по кодификации земель по меньшей мере с 10 формами местного землевладения и землепользования: бывшие ханский и султанский домены, калгалык, ходжалык, бейлик, мурзинский и поселянский клинья, вакуфы духовный (вакф-шер) и обычный (вакф-адет), пустоши (меват).

И вот, в эту сложнейшую систему, где одни формы собственности на землю перекрывались другими, должны были вторгнуться новые модели землепользования, возникшие при иных политических и социально-экономических условиях. Причем проводники новых форм с трудом разбирались в старых, да они и не желали их изучать. Уже поэтому началась реакция отторжения новых порядков, борьба с ними — естественно, безнадежная и ничего, кроме бедствий, татарам не принесшая.

Первым объектом реформ стала мелкая собственность трудового населения, затем ханские и турецкие земли, бывшие государственные и принадлежавшие эмигрантам (последних покинуло Крым немало). Все эти территории были объявлены "пустопорожними". При этом интересы живших на них крестьян во внимание не принимались, так как в большинстве случаев документов на землю не имелось. Приведем один такой пример: в 1787 г. по предложению Потемкина так называемая Саблынская дача (3 тыс. десятин удобной и 470 — неудобной земли в 15 км к юго-востоку от Симферополя) была отдана жене адмирала Мордвинова и капитану Плещееву. То, что на территории дачи находилось три деревни (Ашага-Собла и Юхары-Собла) с 310 человек населения, испокон века жившего с этой земли, никого не смутило, туземцев вообще в расчет не принимали.

Началось великое ограбление крымского народа, в ходе которого почти все досталось царским чиновникам и их приближенным. Уже в первые после аннексии годы пришлым, а также местным дворянам было роздано 380 тыс. га лучшей земли. Потемкин отрезал себе 13 тыс. десятин в Байдарской долине. Метмет-шах Ширинский получил Коккозскую округу (27, 3 тыс. десятин), Батыры-ага — Салгирскую (14, 6 тыс. десятин). Секретарь Потемкина Попов — 27, 9 тыс. десятин и дачу в Тевеле (4, 3 тыс. десятин). У графа Безбородко оказалось земли 18 тыс. десятин; у полковника Куликовского — 2, 9 тыс. десятин у деревни Кокташ; у вице-адмирала Мордвинова — "всего" 5, 5 тыс. десятин, но зато на Южном берегу; у майора Каховского — 7, 5 тыс. десятин; у контр-адмирала Ушакова — 8, 5 тыс. десятин и т. д. ( Щербаков М., Рагацкий С., 1939, 13). Крупные участки получали царские фрейлины, фаворитки и т. п. Лишь самые неплодородные земли уцелели во время этого вселенского грабежа. То есть в лучшем положении остались те татары, что, "жительствуя на местах невыгодных, не попали под иго милостей" новых хозяев Крыма, в остальном же "почти все досталось шутам и угодникам" императрицы ( Мертваго Д.Б., 1867, 179).

Огромный ущерб был нанесен непосредственно крымской природе. Уже в первые месяцы после вторжения "надобный для землянок лес стали рубить без разбору. Тут погибли высокие раины и развесистые тополя, крымские сады украшающие. Не пощажены огромные дерева ореховые, грушевые, яблонные и прочие… Как осину и березу, рубили они все, что находилось поближе. Офицеры, разлакомившись иметь походные мебели из орехового дерева, много их истребили" (там же, 178).

Татары слали жалобы на этот разбой в Петербург, т. е. туда, где были его истоки. Новые "крымчане" — дворяне успешно оправдывались. Один из памятников такого рода — "Мнение" Мордвинова. Граф был, оказывается, вообще против татарского землевладения по следующим причинам: долговременная непресекаемость выездов татарских за границу, ненадеянность правительства на верность остальных, по новости их усыновления… и вечно враждебной, напротив того, их к христианам ненависти… напоследок же и то обстоятельство, по которому с действительным наступлением войны отобраны были у них повсеместно всякие орудия и лошади, а жители приморских мест были удалены во внутренние крымские селения…" ( Мордвинов Н.С., 1872, 201). Комментарии к этому перечню "провинностей" татар перед русскими излишни. Добавим лишь, что графу не уступали его потомки — тяжба из-за татарских земель Байдарской долины, начатая им в XVIII в., длилась дольше века — последний процесс состоялся при Врангеле в 1920 г.!

Упомянутая эмиграция татар действительно началась сразу же по захвате Крыма. Выезжая в Турцию, они бросали и землю, и остальное имущество, так как покупателей не было, ведь все можно было получить из рук власти бесплатно. Но если сады и виноградники еще подлежали отчуждению, то пашни и пастбища переходили в разряд выморочных и как таковые поступали в казну. Впрочем, и эти земли нередко захватывались с последующим оформлением как мурзами, так и хлынувшими в погоне за наживой из России легионами различных проходимцев, умевших подкупать местных чиновников ( Лашков Ф.Ф., 1897, 126).

Названные властители Крыма, слабо знавшие особенности южного сельского хозяйства, за несколько лет развалили экономику края до крайней степени, чем и вызвали эмиграцию такого масштаба, что тревогу забили сами русские власти. Военный генерал-губернатор Новороссии И.И. Михельсон доносил в 1800 г. Обольянинову о росте выезда татар и опасности волнений среди них, считая причиной тому их обезземеливание и ужесточение эксплуатации крестьянства. Он пишет, что ранее татары, "искони быв свободны, никому никогда не принадлежали", а "дань состояла в виде добровольной сделки на землю и не заключала подчиненности или подданства и не делала татар работниками помещиков". Вряд ли, продолжает губернатор, казна, "не жаловав из них в крестьяне ни души никому, намерена была нарочито оставить их без земли на тот конец, чтобы они без земли вместо крестьян помещикам служили; но сие произошло через раздачу в числе казенных пустопорожных земель таких, на коих татары живут…" ( Лашков Ф.Ф., 1897, 135). Мнение это особенно поражает в устах усмирителя Пугачева — очевидно, гонения на татар были чрезмерными даже для него. И позднее он предлагает отнять у всех христиан-помещиков земли и "раздать оные татарам" ( Мордвинов Н.С., 1872, 201).