Фернандо Санчес Ривас - Вооруженные силы Чили: пример империалистического проникновения

Другие военно-морские силы Латинской Америки… Для них лучший флот — это чилийский. Прежде всего в силу своих традиций, потому что это он победил перуанцев, в силу английских традиций чилийского флота — это подчеркивается постоянно: английская невозмутимость, терпеливость и беспристрастие, а другая традиция — это знаменитый американский образ жизни. По их мнению, в Латинской Америке, в общем, нет другого флота, который можно было бы сравнить с чилийским. Аргентинцы нечистоплотны. Грязные корабли, неряшливая матросня, плохо воспитанная и малообразованная. О перуанцах и говорить нечего, их считают за обезьян. Чилийские морские офицеры нередко смеялись над кораблями, прибывавшими с визитами в Чили. Нас водили на эти корабли, а потом говорили: «Вы видели, в каком состоянии камбуз, как они одеты, и то и другое…» Об аргентинских моряках говорили, что они грязны и неряшливы; о перуанцах, что они индейцы. Я никогда не был на перуанском корабле, но то, что я слышал от своих офицеров, всегда носило оттенок пренебрежительности.

Напротив, перед американцами — немыслимое раболепство. Мне пришлось это видеть при визитах «Энтерпрайз» и «Констелейшн», двух авианосцев, посетивших Чили. Были разные уморительные случаи… Командира одного из наших кораблей все звали «Пожарник», потому что он был очень туп. Это прозвище столь же нередкое на флоте, как и «Кот», употребляющееся по отношению к ворам, думаю, в силу народной поговорки, которая гласит: «такой же вор, как деревенский кот». Так вот, этот «Пожарник» — исключительный дурак, а был командиром фрегата. Был он настолько туп и неспособен, что — единственный в порту — сталкивался с другими кораблями. Его знал весь флот. В первую очередь потому, что он был начальником арсенала в Вальпараисо и отличался тем, что был самым большим вором среди других воров. А на корабле, на котором плавал я, на «Ранкагуа», он прославился тем, что за один год имел пять столкновений. В конце концов его стали звать «Пожарником» и все потешались над ним, но, видимо, он имел большие связи, потому что и после пяти столкновений ему ничего не сделали, просто его направили на другой корабль, поскольку «Ранкагуа» он изуродовал.

Так вот, рядом с авианосцем «Энтерпрайз» в Вальпараисо мы находились два дня, сливая ему нефть, и в качестве премии за эту трудную работу нас, нескольких унтер-офицеров, отправили с визитом на корабль. Все чилийские офицеры побывали на «Энтерпрайз», и, чтобы не обидно было, нам тоже разрешили посетить его. Мы, чилийцы, оказались участниками грандиозной пьянки на борту авианосца, нас принимали «очень хорошо». К нам прислали трех негров, поскольку другие американские офицеры не пожелали прийти. А эти негры пришли, уже подвыпившие, пообедать с нами в унтер-офицерскую каюту, поскольку и сами были сержантами. Они не пили наше вино, а пришли со своей выпивкой. Они вели себя очень вызывающе, разговаривали только между собой, насмехались над всем, что видели, а кончили тем, что напились и ушли, никому не сказав ни слова.

Три дня спустя часть экипажа пригласили познакомиться с «Энтерпрайз», но мы сказали, что предпочитаем провести этот свободный день на берегу. Но стоило посмотреть, как дерутся за приглашение посетить американский корабль наши офицеры. Все три дня, пока мы стояли рядом, наши офицеры поднимались на авианосец, чтобы выпить, купить сигареты, зажигалки, виски и другую контрабанду. Обменивали также наши деньги на доллары. И в день окончания работ американцы с большой снисходительностью предоставили нам возможность познакомиться с «Энтерпрайзом». Но мы совсем не были расположены лизать им ноги, как наши офицеры, и никто не пошел. С нашими ребятами, что работали на перекачке нефти на американском корабле, они обращались как с индейцами, бросали им жевательную резинку, шоколад. А наши офицеры не обращали на это внимания, они были счастливы отношением к ним со стороны американцев.

Журналист: На чем основывается пренебрежительное отношение военных к собственному народу?

Мартинес:В нашей стране одной из характерных черт средних слоев, а это утверждаю не только я, об этом же говорит даже Фрей в одной из своих книг, является их неопределенность в плане политическом, что ведет к оппортунизму и карьеризму. Средние слои, зараженные карьеризмом, стремлением занять место повыше, такое же, как и крупная буржуазия, всегда испытывали особую ненависть ко всем, кто плохо одет. К примеру, они испытывают подлинную ненависть к грязному человеку. Они не задаются при этом вопросом, что, может быть, этот человек идет с работы или что дома у него нет воды; и даже больше, они ненавидят не только грязного человека, но и просто того, кто одет в поношенное или старое платье, только поэтому они называют его грязным и сторонятся его. Хорошо известно положение в государственных школах, где часто создается ситуация, когда бедно одетый ребенок сразу же становится предметом отчуждения. Я сам учился в двух государственных лицеях в бедных районах, где учились и многие дети средних и мелких служащих, и они плохо относились к тем ученикам, которые были одеты хуже их. Так вот, все это в общественной жизни приобретает другие масштабы. Это уже необъяснимый страх перед тем, что в определенный момент рабочий класс, крестьяне займут какое-то место в руководстве страной. В связи с тем что вместе с Сальвадором Альенде к власти пришли рабочие, крестьяне и эти «плохо одетые босяки» стали даже министрами — все это вызвало шок в средних слоях и у буржуазии вообще; а отсюда и в среде военных. Ненависть к народу стала предметом их повседневных разговоров. Вспомним презрительные прозвища по отношению к людям из Народного единства: все эти «вонючки», «грязнули»… «Плохо одетые» пришли к власти, это ведет к катастрофе. Досада чувствовалась повсюду: на политических митингах, в печати, у домашнего очага. А молодые люди, обучающиеся в военных училищах, помимо той порции ненависти к народу, которую они приобретают в своих академиях и частях, ощущают такое же давление еще и со стороны своих близких. И тогда человек просто никак не может освободиться от этого, он живет в обстановке необъяснимой ненависти к народу. Это главное в его жизни.

Занятен также вопрос о милитаристском духе латифундиста. Посмотри, что происходит: латифундист обычно и охотник, а потому он любит оружие; и с малолетства сын латифундиста приобщается к огнестрельному оружию.

Журналист: Но в целом латифундисты пренебрежительно относятся к офицерам, служащим в провинции.

Мартинес:Здесь двойная игра. С одной стороны, некоторые латифундисты ищут связей с офицерством расположенного вблизи полка. А с другой стороны, сам офицер ищет связей в среде местных денежных людей, поскольку общаться с босяками он не будет. Денежных тузов в провинциальных поселениях представляют крупный торговец, местный торговый спрут и землевладелец. Обычно проводится много празднеств, поскольку офицерам очень нравятся вечеринки, шумные веселья, танцы. Поэтому местные власти часто организуют и приглашают на них офицеров. Эти пикники возмещаются офицерами для местной знати встречами в казино соответствующего полка. Причем их оплачивает казначей полка. Сейчас они очень озабочены состоянием бюджета, но забывают о пирушках, которые им оплачивало государство, когда они назначались в провинциальные гарнизоны. И так же как офицер представляет собой буржуазию и средний класс, унтер-офицер — это, в общем, деклассированный рабочий или выходец из самых низов мелкой буржуазии. Унтер-офицер — это наиболее обиженный из них, наиболее недовольный. Он знает, что никогда не будет ходить в потрепанном костюме, даже если он и является сыном рабочего. Офицер делает себе костюм на заказ; унтер-офицеру одежда выдается массового производства, но некоторые унтер-офицеры тоже шьют ее на заказ, что особенно заметно по мундирам старших унтер-офицеров, фельдфебелей. Это генерал среди рядовых. На козырьке головного убора он носит желтое шитье, как и офицер, и не носит ремень, то есть его мундир походит на офицерский. А чтобы он еще больше походил на офицерский, он шьет его у портного.