Фернандо Санчес Ривас - Вооруженные силы Чили: пример империалистического проникновения

В военные училища раньше шли провалившиеся, которые после колледжа не могли попасть в университет. А также явные фашисты, которые понимают, что в гражданской жизни им делать нечего. Это люди, которые ищут место, где можно выплеснуть свои обиды и ненависть, а это можно сделать, только надев мундир.

Журналист: Почему же военные испытывают ненависть к университетам? Они закрыли факультеты, преследуют преподавателей, назначают «ректоров» из военных.

Мартинес:Это естественно, потому что армейский офицер — человек, ненавидящий все, что означает прогресс или связано с интеллектом. Военный — это человек, который чувствует себя уязвленным, разговаривая с окончившим университет, и обычно с такими людьми он разговаривает жестко, чтобы доказать свое мнимое превосходство. Это ненависть к знаниям, к развитию мышления. И как следствие — он утверждает себя демонстрацией силы.

Возьмем пример Пиночета, который написал глупейшую книгу о геополитике, отражающую убогость его интеллекта. Отсюда, будь сказано в скобках, ненависть к генералу Пратсу, который был человеком с обширными познаниями, даже военную специальность имел исключительно трудную — военная стратегия. Тогда как Пиночет был преподавателем геополитики, а это все равно что сравнивать профессора математики с преподавателем ручного труда. Аналогичный пример и с адмиралом Монтеро Корнехо, чья военная специальность была связана с электроникой, и человек он очень образованный, с литературными наклонностями.

Журналист: Ты можешь рассказать мне о том, чему тебя учили?

Рамирес:Так вот, очень важна идеологическая обработка. Велась она с помощью фильмов, диапозитивов. Были также и теоретические занятия. Нам говорили о родине, о высоких духовных ценностях… о Тихоокеанской войне… И очень своеобразно говорили об О’Хиггинсе. О том, что первым президентом был вовсе не О’Хиггинс, а Каррера. Что О’Хиггинс был человеком плохого происхождения, так как являлся незаконнорожденным. О’Хиггинса дискредитировали, поскольку он был «сыном любви».

Нас учили, что мы должны доносить на коммунистов. О рабочих говорилось с пренебрежением. К примеру, если кто-то вел себя недисциплинированно, ему внушали, что полк — это не профсоюз, что в полку должны быть порядок и дисциплина. Иначе говоря, профсоюз представлялся в виде вражеской организации, как нечто достойное только презрения. Рабочие рассматривались как класс, который всегда должен подчиняться «действующим законам, уставу и распоряжениям». Нам говорили, что быть коммунистом — значит быть бандитом, «человеком думающим, но зависимым», то есть зависимым от Советского Союза. Разговоры велись в этом духе.

После окончания курса я понял, что дисциплина со временем превращается в рефлекс, а ты становишься частью машины. Машины классовой и чудовищной. О солдатах срочной службы говорят, что они пришли в армию потому, что им нечего есть. А находясь год в ее рядах, они обеспечивают себе пишу на этот год. Чудовищно презрение к солдату срочной службы— выходцу из пролетарской среды. Ибо выходец из мелкой буржуазии устраивается так, чтобы в армии не служить.

Почему они повинуются, когда им приказывают стрелять в народ?

В первую очередь в силу дисциплины, которая становится рефлексом и заставляет тебя повиноваться приказу офицера. Тебя учат, что сначала надо выполнить приказ, а уж потом ты можешь сомневаться или возражать. Но сначала повиноваться, ты понял? То есть принцип совершившегося факта.

Офицеров к столь жестокому обращению с народом подталкивает, во-первых, их классовое происхождение. Поскольку обычно лейтенант Фулано является сыном полковника Менгано и т. д. Это что-то от семейных традиций. А во-вторых, их профессиональная подготовка. Каким образом их уродуют? Сначала оболванивают бессознательной дисциплиной.

Журналист: Кого в армии считают «противником»?

Рамирес:Для армии враг — это рабочий. Не рабочие промышленных предприятий того или иного города, а рабочие вообще, рабочие как класс. Он всегда был врагом, ибо имел собственные организации, профсоюзы, которые покушались на целостность армии. Так нам объясняли на занятиях; я так никогда и не смог понять, почему профсоюзы покушались на целостность армии, не уловил связи. Враги — гражданские лица, особенно если они выходцы из трудящихся. Профсоюзная организация — это нечто полностью противоположное иерархической организации в армии, и только уже в силу своего существования представляет угрозу армии. Уже сам факт, что в профсоюзе рабочий может обсудить что-то, высказать свое мнение, представляет нечто ужасное с точки зрения военных. Ведь в армии существует порядок, называемый «обычным поведением» или «регламентированным поведением», иначе говоря, ни один человек не может открыть рот, если на это нет разрешения вышестоящего начальника. Напротив, в профсоюзах ты имеешь свободу высказываться, не испрашивая разрешения ни у кого. Поэтому если в полку кто-то осмелится потребовать чего-то, ему говорят: «Послушай, ты чего себе вообразил? Что находишься в профсоюзе?»

Ты спрашиваешь меня, почему они так жестоки. Я ответил бы, потому, что они фашисты, а теперь о том, почему они фашисты. Потому что так их воспитывают; потому что так их учат. И солдат срочной службы такой же фашист, как и генерал, не будем себя обманывать, не надо рассматривать их как братьев по классу. Люди, которые всегда были внизу, люди, которых топтали кому не лень, теперь имеют возможность бить, унижать, топтать других. Люди, которых унижали, а они даже не сознавали этого, теперь имеют в своих руках оружие и чувствуют себя сильными, имеющими право распоряжаться жизнью и смертью других.

Журналист: Ты не находишь, по твоему опыту, что военные не доверяют интеллигентам?

Рамирес:Больше, чем не доверяют. В них заложен дух антикультуры, антиинтеллигентности. Я сам это пережил. Среди моих товарищей по курсу, студентов, были многие закончившие второй или третий курс университета, люди с интеллектуальным уровнем, казавшимся блестящим по сравнению с уровнем развития офицеров. Даже наш командир Лагос иногда пытался говорить с нами об искусстве, о литературе. Он был тогда командиром кирасиров, затем стал генералом, Хоакином Лагос Осорио. Ему нравился Сартр, это довольно редкое явление для чилийских военных. Кто-нибудь мог бы подумать, что он испытывал определенное восхищение, но в это же время он выражал явное пренебрежение к людям, интересовавшимся искусством или литературой, потому что они никогда не станут людьми жестокими и дисциплинированными, какими полагается быть военным. После окончания университета в 1968 году я вновь вернулся в армию по призыву министерства обороны. Я впервые надел офицерскую форму, но, боже, что происходило со мной? Я не имел ничего общего с этими офицерами. В моей семье нет военных, вся наша семья из левых. Мы все марксисты. По случаю нашего прибытия командир части Фернандо Паредес Писарро сказал нам: «Вы избраны Родиной, чтобы занять первую ступеньку на лестнице власти». Власти, ты понял? «Вы — первая ступень власти, в ваших руках находятся судьбы Родины». Так вот, после этого нам объявляют, что все, кто хочет, могут продолжать учебу; эта привилегия была предоставлена правительством Фрея. Один из наших товарищей, который учился на четвертом курсе инженерного факультета, попросил разрешения на продолжение учебы. Майор Паредес вызывает всех нас и говорит: «Хорошо, кто хочет учиться?» Почти все заявили, что хотят это сделать. Тогда он говорит нам: «Так знайте, никто не будет учиться. Ибо кем вы будете? Вы будете инженерами или военными? Адвокатами или военными? Поэтому нет. Военный есть военный, и он не может быть замешан в вещах, связанных с книгами или учебой. Нельзя учиться и быть военным одновременно». Ты представляешь? И такое отношение у всех военных, по крайней мере в Чили. Это как во время гражданской войны в Испании, когда Мильян Астрай кричал: «Смерть интеллигенции!»