Политбюро и дело Берия. Сборник документов

Только на июльском Пленуме ЦК после ознакомления с материалами о вражеской работе Берия и о методах, которые [он] применял в отношении руководителей партии и правительства, я вспомнил, что он такие же козни строил против т. Орджоникидзе Серго. Я случайно присутствовал, когда между заседаниями 17-го съезда т. Орджоникидзе С. упрекал Берия в том, что он (Берия) преследует всех тех лиц, которые бывают у него, и что Берия пытается дискредитировать т. Орджоникидзе в Грузии. При этом т. Орджоникидзе называл фамилии Кахиани М., Горошелидзе и др., которых Берия систематически травит и преследует. Значение этого разговора т. Орджоникидзе с Берия я понял только после Пленума ЦК, на котором обсуждалось дело Берия, и убедился, что и раньше он провоцировал и интриговал руководителей партии. Теперь стало мне ясно и его отношение к партийным кадрам Грузии, в особенности к тем, которые не полностью признавали его как секретаря ЦК Грузии, опасаясь, что перейдя на работу из МВД в ЦК, [он] будет применять «чекистские методы» в парторганизации.

В конце 1937 года без обсуждения в ЦК Грузии [он] арестовал ряд лиц, которые отличались своей партийностью, как, например, Дарахвелидзе В., Кекелия А. и др. Многие работники преследовались им, несмотря на то что никаких обвинений против них не выдвигалось.

Чем объясняется, что никто не мог, в том числе и я, правильно оценить действия Берия в Грузии и сообщить об этом в ЦК ВКП(б).

Объяснить это можно только той атмосферой, которая была создана самим Берия и его приспешниками из МВД Грузии. Они упорно внедряли мысли, что Берия пользуется полным доверием ЦК ВКП(б) и т. Сталина, что Берия является лучшим проводником директив правительства и т. Сталина, что все вопросы, которые ставятся им в Грузии, исходят из указаний т. Сталина.

Упорное муссирование таких слухов создало обстановку доверия к Берия и выполнения его указаний всеми работниками, в том числе и мною.

В такой обстановке невозможно было трезво и принципиально подойти к тем вопросам, которые стояли в тот период перед партийной организацией Грузии.

В этом я чувствую свою вину и ответственность перед партией.

В сентябре 1937 г. я переехал на работу в Армению, и непосредственного отношения к Берия я не имел, редко встречался с ним. Он не вмешивался в вопросы Армении. Я ни один вопрос не вносил в правительство или в ЦК при помощи Берия и не пользовался тем, что я раньше работал с ним. Меня обвиняют в том, что в период работы секретарем ЦК Армении я насаждал культ Берия, называя его именем колхозы, улицы и район.

Раздувание авторитета Берия как признанного руководителя большевиков Закавказья распространилось и на Армению, задолго до моего переезда в Армению.

Еще до моего приезда в Армению, многие организации и учреждения назывались его именем: например, дом пропагандиста Ереванского городского комитета партии, республиканская партийная школа и целый ряд колхозов и совхозов. При мне были названы его именем улица в городе Ереване и пригородный район. При мне действительно Берия избирался в Верховный Совет и ЦК КП Армении и в других выборных организациях.

Это моя ошибка, и за это я несу ответственность. После закрытого письма ЦК КПСС лишь понял я всю вредность и непартийность создания культа личности, который принижает руководящую роль партии и роль советского народа в строительстве коммунизма, тем более культа Берия, который не был связан с Арменией даже в период работы его секретарем Заккрайкома.

Я откровенно изложил свои отношения к Берия как в период работы в Грузии, так и за период работы в Армении. Были у меня ошибки, но это не дает основания обвинять меня в неискренности перед партией и перед Центральным комитетом КПСС.

Я признаю, что обсуждение закрытого письма ЦК КПСС проходило на Пленуме ЦК Армении неудовлетворительно, не было развернутой критики и самокритики работы ЦК КП Армении и его бюро.

Грубая ошибка была допущена мною, когда при обсуждении хода проработки закрытого письма ЦК на бюро ЦК Армении было принято решение, оценивающее некоторые критические выступления членов партии в адрес ЦК Армении и его первого секретаря как националистические.

Это постановление бюро ЦК Армении не только не помогло широкому критическому обсуждению положения дел в Армении и руководства ЦК, но, по существу, зажимало критику и прикрывало ошибки в работе первого секретаря ЦК Армении.

Свою грубую политическую ошибку я понял после обсуждения этого вопроса на заседании Секретариата ЦК КПСС. Правильно меня критиковали в отношении ошибок, допущенных при выдвижении кадров: что б[ывшего] председателя Совмина т. Карапетяна С. надо было раньше снять с работы и привлечь его к партийной ответственности за сокрытие кулацкого происхождения, что б[ывший] председатель Президиума Верховного Совета Армении т. Папян М. недостаточно грамотный и что он не пользуется достаточным авторитетом, чтобы занимать такой высокий пост. Были ошибки допущены при назначении Корхмазяна, Еримяна, Ишханова и др.

Обвиняют меня в том, что в 1939 году дал санкцию на арест без достаточного изучения материалов по обвинению Меликяна в подготовке террористического акта. Расследование этого дела вело МВД Армении, которое обвиняло Меликяна, что он состоял в нелегальной антисоветской группе, от которой имел задание совершить террористический акт над тов. Микояном во время нахождения его в Армении. В деле имелись показания ряда лиц, ранее арестованных за антисоветскую деятельность, и признание самого Меликяна. Когда Заквоентрибунал нашел преступление недоказанным, я написал в МВД СССР к Берия о неправильном решении трибунала. В результате этого Особое совещание при МВД осудило его на 8 лет. Мое вмешательство в это дело объясняется тем, что 1937–1939 гг. были строгие директивы о пресечении в корне террористических действий против представителей партии и правительства. В настоящее время ряд дел пересмотрен и пересматриваются дела Меликяна, Мурадяна и др., признанные недоказанными, состряпанными аппаратом МВД.

Свою ошибку нахожу в том, что к материалам обвинения отдельных лиц со стороны МВД республики не относился критически, как это делается в настоящее время после соответствующего указания ЦК КПСС.

Выдвижение Кобулова кандидатом в депутаты в Верховный Совет СССР в 1946 г. произошло при следующих обстоятельствах. В Совет национальностей Верховного Совета СССР Армения выбирала кроме руководителей партии и правительства также армян, работающих в Москве, избирались т. Алабян, т. Коштоянц, т. Овакимян и др., в 1946 г. была выдвинута и кандидатура Кобулова — ныне разоблаченного и осужденного врага народа. По этому вопросу никаких предложений ни от кого из центра к нам не было, и эта ошибка допущена нами в ЦК Армении.