Лю Юн-нянь - Дружба, скрепленная кровью [Сборник воспоминаний китайских товарищей — участников Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны в СССР.]

Кроме того, советские товарищи каждый месяц выдавали нам свинину, зная, что мы очень любим ее. Но мы подумали: «А ведь так мы оторвемся от масс!» — и послали к администрации делегацию для переговоров, чтобы нам разрешили питаться вместе с советскими товарищами. После неоднократных требований с нашей стороны администрация, наконец, согласилась выдавать нам черный хлеб. Но все же паек у нас остался — побольше.

Жили мы в одном из лучших зданий Владивостока, светлом и чистом. Сначала администрация института, учитывая наши обычаи, поселила всех китайских студентов вместе. Но потом мы поняли, что при таком размещении мы русский язык как следует не выучим, а это значит — труднее будет достичь взаимопонимания. После того как мы обсудили этот вопрос с администрацией, она согласилась расселить нас вместе с советскими товарищами — в каждой комнате поровну. Советские товарищи помогали нам в изучении русского языка, а мы помогали им понять положение в Китае. Через полтора года мы уже обходились на лекциях без помощи переводчика. Много друзей среди русских приобрели мы за время учебы!

Во многом помогли нам товарищи Линь Бо-цзюй и У Юй-чжан. Хотя мы и были вдали от родины, все же могли систематически изучать вопросы китайской революции, новейшую историю Китая, вопросы крестьянского движения. Мы лучше понимали историю нашей родины и ее будущее. Товарищ У Юй-чжан рассказывал нам о проблемах реформы китайской письменности, говорил, почему нужно заменить иероглифическую письменность, рассказывал о латинизации письма. Иногда советские товарищи читали нам доклады по вопросам ленинизма, о партийном строительстве, о диктатуре пролетариата. Это нам очень помогало в работе.

Весьма насыщенным было наше время и после занятий. По вечерам у нас было кино, иногда мы вместе — русские, китайцы и корейцы — ставили пьесы. Правда, бывало, что русские и корейские товарищи кое-что в них не понимали, так как мы в своих постановках использовали что кто знал: и отрывки из классических пьес, и хэнаньские песни, и шаньдунские скороговорки. Один из советских товарищей даже как-то спросил меня: «Почему это они говорят так быстро? Неужели нельзя помедленнее?»

Самым интересным из нашей внеучебной деятельности было, пожалуй, участие в субботниках. Мы ходили на станцию разгружать вагоны с прибывшей из Сибири картошкой, которая от жестоких холодов смерзалась в огромные глыбы. Мороженую картошку нам, китайцам, не давали. Администрация института заключала контракты с местными крестьянами, и те сохраняли для нас хорошие овощи. Иногда мы ходили и на пристань помогать в разгрузке барж. Узнав, что мы китайские студенты, советские товарищи с барж старались выбирать нам для переноски грузы полегче, а тяжелые не давали. Если же нам очень уж не терпелось нести что-нибудь потяжелее, то они грузили эту вещь не иначе как на несколько человек, а иногда и сами тащили вместе с нами. После разгрузки нас угощали конфетами, совали нам в карман лепешки. На прощанье горячо жали руки и говорили по-китайски: «Сесе!» [19] Сесе — по-китайски «спасибо». , а мы им по-русски: «До свидания!»

В 1932 году многие из моих товарищей после окончания института вернулись на родину, а я остался в Советском Союзе и принимал участие в ликвидации кулачества, в конфискации имущества капиталистов, служил в органах государственной безопасности.

Вернулся я в Китай в 1953 году.

Литературная запись Хуан И .

Сам я из уезда Вэньдэн провинции Шаньдун. В нашей бедной крестьянской семье, кроме меня, было еще шесть человек детей. Я был самым младшим. Из нашего уезда многие тогда отправлялись во Владивосток торговать или на работу и домой приезжали раз в несколько лет. Иные, хорошо одетые, производили на односельчан сильное впечатление. Поэтому те, кому дома было уже невмоготу, стремились туда в надежде найти заработок. Семнадцати лет (это было в 1907 году) я вместе с одним из старших братьев тоже отправился во Владивосток. Вскоре брат вернулся в Китай, а я остался на чужбине.

Во Владивостоке с помощью одного знакомого мне удалось устроиться слугой в семью русского адмирала, потом я был поваром у одного торговца-поляка. Году, кажется в 1910-м, приехал в Хабаровск, где работал приемщиком белья в прачечной. Через два года вернулся во Владивосток — служил коридорным в гостинице. Так и мотался с места на место; голодать, правда, не голодал, но мытарств претерпел достаточно.

В России в те времена китайцы не имели никаких прав. Их презирали и жестоко эксплуатировали. В поездах китаец не мог сесть вместе с русскими, в каждом составе был специальный вагон для китайцев, причем третьего класса, а билет стоил столько же, сколько в вагоны первого класса, где ездила только аристократия да капиталисты. Случалось, что вагон для китайцев был битком набит, а вагоны для русских — полупустые. Еще пример. В гостинице, где я работал, часто останавливался какой-то русский генерал, и мне приходилось ему прислуживать. Трудно было угодить тому генералу. Попросил я управляющего, чтобы он перевел меня на другой этаж, а генералу сказал, что я домой уехал. А через несколько дней я с генералом в гардеробе столкнулся. Позвал он меня к себе в номер да как кулаком по лицу стукнет. Я чуть выбитый зуб не проглотил.

В 1916 году во Владивостоке начался набор рабочих на железнодорожное строительство. Я решил завербоваться: не мог больше терпеть издевательства, прислуживая другим. Нашу партию направили в Новгородскую губернию. Работы было достаточно, но обращались с нами по-прежнему плохо. При подписании контракта обещали давать муку второго сорта, а кормили отбросами. Деньги постоянно задерживали, выплачивали не полностью. Рабочие то и дело бастовали, однажды чуть было не разнесли контору, а к концу года стали разбегаться. Вижу я — оставаться не имеет смысла, сговорился с несколькими товарищами, и подались мы в Петроград.

Еще во Владивостоке, в гостинице, пришлось мне как-то прислуживать одному русскому инженеру. Работал я споро; инженеру это нравилось, и он частенько говорил, что возьмет меня с собой — показать, какой замечательный город Петроград. Вот и предложил я податься в Петроград.

Добрались мы до Петрограда и решили остановиться в гостинице. В четырех были — везде отказ получили. А потом один полицейский сказал нам, что все гостиницы в районе Николаевского вокзала — это отели для аристократов, а не для такой голытьбы, как мы. С помощью этою полицейскою я кое-как устроился в ночлежке в рабочем районе. Платил гривенник в день.

Найти работу оказалось нетрудно, да только не по силам. На одном заводе, например, десятник велел нам перевозить тачки с пиломатериалами по узким подмосткам над прудом. Впереди тебя люди идут — подмостки качаются. Если новичок, за другими не успеваешь, а сзади подгоняют. Подчас рабочий вместе с тачкой в пруд падал, а глубина метров пять-шесть. Еще работа подвернулась — целый день по грудь в воде стоять нужно. Мы больше двух дней не выдержали, пришлось другую подыскивать.