Игорь Латышев - «Дух Ямато» в прошлом и настоящем

На официальном уровне идеологически целостную систему «национального единства» на традиционной тэнноистской основе пытается дать так называемая «теория о японской культуре». В подготовленном в 1980 г. докладе Комиссии по изучению политических проблем при кабинете премьер-министра Охира (см. (10]) содержался призыв возродить «непреходящие ценности традиционной японской культуры» и превратить таким образом оставшуюся часть XX в. в «эпоху культуры». Причины духовного и морального кризиса нации авторы доклада видели в стремлении заимствовать у развитых капиталистических стран Запада несвойственные японской культуре ценностные ориентации. В результате подобного некритического заимствования в японском обществе, считают они, стали проявляться такие «современные тенденции, как индивидуализм, автономи-зация личности», что разрушает якобы традиционно существовавшие в японском обществе гармоничные отношения «иэ-ся-кай» («общество-семья»), «накама-сякай» (общество, в котором царит дух товарищества). К положительным чертам духовной культуры, отражающим существенные отличительные особенности японского этноса, отнесена также традиционная государственная система с ее принципами «ва» (гармонии) и «исин дэнсин» (телепатии). Под последним подразумевается иррациональная, мистическая способность членов японского общества к быстрому интуитивному восприятию передаваемой информации. Широкое распространение этих принципов среди японцев якобы обеспечивало бесконфликтность процесса принятия решений на базе формирования консенсуса.

Таким образом, правительство правящей ЛДП попыталось в официальном документе выделить в культуре страны тот комплекс ценностных установок, который в конечном счете явно копирует в несколько осовремененном и завуалированном виде многие компоненты тэнноистской идеологии. При этом «теорию о японской культуре» роднит с довоенным «японизмом» и стремление придать ее положениям неправомерно преувеличенное значение как отражающим суть национального характера и культуры.

С приходом к власти в 1982 г. Я. Накасонэ, придерживающегося явно националистических взглядов, соответствующие тенденции в общественной жизни заметно усилились. Еще более 30 лет назад Я. Накасонэ заявил во время выборов в местные органы самоуправления: «Именно установление императорской системы и семейного государства — это порождения мудрости японской нации, которыми можно гордиться перед всем миром» [11, с. 268]. А в статье, опубликованной в газете «Санди майнити» в 1973 г., в бытность его министром внешней, торговли и промышленности, Я. Накасонэ раскрыл основные тезисы своей «концепции императора». В отличие от позиции; членов специального Комитета по изучению конституции при ЛДП, видящих главный путь политического использования императора в превращении его в реального главу государства, Я. Накасонэ является сторонником более тонко рассчитанного курса на преимущественно идеологическое использование института императорской власти. Он проводит мысль о том, что «император-символ» искони существовал в Японии, не обладая реальной властью: «он сиял, возвышаясь над всеми силами, будучи центральным духовным стержнем», скреплявшим общество [15, 24.06.1973]. Такой статус и роль императора, согласно Я. Накасонэ, обеспечивали неизменную стабильность государства как «живого организма» на протяжении двух тысяч лет (цит. по [22, с. 11]). Он даже утверждает, что «изменение статуса императора как символа было ошибкой конституции Мэйдзи», а «после поражения в войне и создания новой конституции» император «отошел от власти, лишился богатства, — именно такой император более всего соответствует облику, характерному для японских императоров с древнейших времен» [15, 24.11.1973].

Такую преемственность с истинными японскими традициями, обеспечиваемую сохранением института императорской власти, Я. Накасонэ определяет как главное условие «духовного прогресса символической императорской системы».

Еще один тезис теории Я. Накасонэ — это в разных вариантах повторяемое им утверждение, что император «всегда был объектом любви и почитания со стороны народа — и до реставрации Мэйдзи, и во времена действия конституции Мэйдзи, и теперь» и что сам «народ всегда бережно охранял императора как духовную основу нации» (цит. по [22, с. 12]). Тем самым Накасонэ пытается вновь использовать «тэино» как средство социальной интеграции, сплачивающее и воодушевляющее людей, но концентрируя на этот раз внимание вокруг «импера-тора-символа», императора — хранителя национальных традиций, национального духа японцев. Другими словами, подчеркивается роль императора как первоисточника «национально» самобытности», как символа, способствующего возникновению чувства уникальности японской нации и формированию не контролируемых сознанием стереотипов мысли и поведения. При этом произвольно упрощаются и искажаются факты японской истории.

В 1983 г. Я. Накасонэ, уже став премьер-министром, дал свое определение японского государства, назвав его «нацио. нальной обшиной» («миндзоку кёдотай»). Высказывая свое бег. покопство по поводу отсутствия у многих японцев реальной, представления о размерах кризисных явлений в сегодняшнем японском обществе, он указал в качестве основной причины этого идеологическую разобщенность и разноголосицу, наблюдающиеся среди японского населения в наши дни. Для преодоления этого явления необходимо, по его мнению, «воспитать у японцев сознание того, что Япония — это государство-нация, имеющая двухтысячелетние традиции» [18, 1983, № 1, с. 6].

Программа «окончательного подведения итогов послевоенной политики», о начале осуществления которой Я. Накасонэ объявил летом 1983 г., была нацелена прежде всего на выработку новых основ государственного национализма. Об этом не раз недвусмысленно заявлял сам премьер-министр. Выступая 27 июля 1985 г. перед функционерами ЛДП с речью на семинаре в г. Каруидзава, Я. Накасонэ подчеркнул необходимость еща раз «проанализировать и определить, в чем же суть самобытности или идентичности Японии». При этом вновь утверждалось, что Япония — самая стабильная страна в мире.

Говоря о том, что «пришло время вновь сформулировать идентичность Японии, когда отмечается 60-летие правления императора (Хирохито. — Т. С.-Н .) и 40-летне окончания войны», премьер призывает обратиться к сокровищницам «Кодзи-ки» и «Нихон сёки», чтобы «восславить родину и оставить эту славу потомкам». Именно с этой целью Накасонэ счел «необходимым основать международный центр по изучению японской культуры, сотрудники которого будут трудиться над разработкой положений новой науки, именуемой „нихонгаку“, или „наукой о Японии“» (цит. по [9, 02.08.1985]). В своей речи в г. Каруидзава Я. Накасонэ откровенно говорил также о целях создания новой «науки» о японской культуре. «От экономика основанной на удовлетворении ненасытных желаний в 40-е годы Сева, — заявил он (здесь, как и в других своих публичных заявлениях, Накасонэ пользуется летосчислением по системе „гэнго“, демонстрицуя свою приверженность традициям. - Т. С.-Н.) , — мы за последние пять лет перешли к сдержанному бюджету, к жизни с терпением. Сознание народа должно измениться от стремления к удовлетворению желаний к экономности, к жизни с заботой о будущем страны, с заботой о потомках. Поэтому встает проблема морали и дисциплины. Решена ее обеспечивает реформа образования… Специальный совет по обсуждению вопросов образования должен перейти от политики сдерживания желаний к организованной, планомерной, систематической деятельности по формированию души и облика человека». Однако в связи с острой критикой визита Накасонэ в храм Ясукуни в 1985 г. в азиатских странах, и прежде всего в КНР, где считают, что он «действовал в интересах» тех, кто хотел бы снять с Японии вину за военные преступления, он внешне несколько смягчил свою позицию и в 1986 и 1987 гг. отказался от посещения храма Ясукуни. Но при этом Накасонэ отметил, что японский премьер-министр может на законном основании официально посещать храм Ясукуни, поэтому его отказ сделать это лишь акт доброй воли в отношении других стран, в первую очередь Китая.