Иван Мошляк - Вспомним мы пехоту...

Я встал, пожал ему руку, а сам в толк не возьму, о чем он.

— Спасибо. Только с чем вы меня поздравляете?

— С присвоением звания Героя Советского Союза.

Тут уж я совсем растерялся: шутит, что ли?

Врач развернул газету «Правда», показал место на первой странице:

— Читайте.

Читаю: «Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении участников боев у озера Хасан… Присвоить звание Героя Советского Союза…» Дальше шли двадцать шесть фамилий. Среди них попадались и знакомьте. А одна особенно знакомая: Мошляк Иван Никонович…

Я поднял глаза на врача, а у самого от волнения губы дрожат: поверить никак не могу. Еще раз прочитал фамилию, имя, отчество, подумалось: «Может, ошибка?..» Нет, все правильно. Буквы начали расплываться, строчки слились в черные прерывистые полосы. Врач как-то смущенно отвел глаза, пробормотал:

— Ну-ну… вы уж тут… — и вышел.

А я остался один на один с обрушившимся на меня счастьем. Сел на стул, уставился в окно, а что за ним — не вижу. Сердце стучит — вот-вот выпрыгнет из груди.

Встали почему-то перед глазами картины голодного детства, смерть матери, батрачество у кулака Бескоровайного, наша сельская комсомольская ячейка, поезд, на котором ехал в Ачинск, в армию, лейтенант Борисенков — мой первый командир, его занятия со мной и весь мой армейский путь от рядового до лейтенанта…

Герой Советского Союза! Тогда их было совсем мало, человек пятнадцать на всю страну. Они казались мне людьми необыкновенными, выдающимися, олицетворяющими весь многомиллионный народ, воплощающими в себе все его лучшие качества: талант, волю, разум, целеустремленность, смелость, широту души. Могу ли я быть таким олицетворением? Впрочем, теперь это вопрос праздный. Теперь вопрос в другом: сумею ли я выработать в себе человеческие качества, позволяющие мне твердо, без всяких натяжек и внутреннего разлада стоять на той высоте, на которую вознесло меня Советское правительство? Выработать их в себе — вот главная моя задача. Этого от меня требовали мой народ, моя партия, моя страна.

4 ноября нас с Соленовым, которого наградили орденом Красного Знамени, вызвали в Кремль для вручения боевых наград. В вестибюле, рядом с залом, где должна была произойти церемония награждения, мы встретили многих хасанцев, товарищей по оружию. Тут собрался цвет 40-й и 32-й дивизий. Лейтенанты Долгов, Евдокимов, Зуев, сержант Захаров, комбат 2 Змеев, с которым мы отражали контратаки самураев на склоне Заозерной. Всех их наградили орденом Красного Знамени. Встретил я тут и друга своего Разодеева, и пулеметчика Бабушкина, тяжело раненного в ночь на 31 августа. Оба приехали получать орден Ленина. Встретил и многих других героев Хасана, знакомых мне только по фамилии или вовсе незнакомых.

Мы с Соленовым сразу попали в объятия товарищей. Пошли воспоминания, рассказы. Но нет-нет да и угасало оживление: вспоминались погибшие знакомые и друзья.

Нас пригласили в зал. Награды вручал Михаил Иванович Калинин.

Потом начались дни, насыщенные не менее волнующими событиями. 7 ноября мы смотрели с трибун парад войск и демонстрацию трудящихся на Красной площади, 8-го были на приеме, устроенном Советским правительством в честь героев Хасана.

Наша с Соленовым кипучая жизнь не мешала, однако, врачам усиленно нас долечивать. Мы по-прежнему жили в клинике, принимали необходимые процедуры.

У меня появились новые заботы. Управление кадров Наркомата обороны СССР предложило мне поступить в Военную академию имени М. В. Фрунзе. Я ответил согласием и, добыв учебники, начал усиленно готовиться к экзаменам.

Однажды, в середине ноября, пришла в палату сестра.

— Иван Никонович, вас в вестибюле ждет посетитель.

— Кто?

— Какой-то военный.

Вышел я. Действительно, по вестибюлю прохаживался военный в шинели. Когда он повернулся, я так и обомлел… Борисенков! Николай Павлович! Мой первый командир, наставник, учитель и друг!..

— Батька! — закричал я на весь вестибюль.

Обнялись, расцеловались. Сели на диван и проговорили часа два. Рассказал он мне, что служит в Туле, в должности командира батальона. А о присвоении мне звания Героя Советского Союза узнал недавно. Развернул газету «Правда», а там на первой странице фотография напечатана: Калинин вручает мне награду. Вот и приехал поздравить.

Поведал и я ему о боях на Хасане, рассказал, кто погиб, кто ранен… Ведь всех этих людей он хорошо знал, с некоторыми дружил. Упомянул и о том, что собираюсь поступать в Военную академию. Мое решение Борисенков полностью одобрил и пожелал мне успехов. Грустно было нам расставаться. Но задерживаться он не мог — утром должен быть в части.

А еще через несколько дней я узнал, что мне и майору Соленову присвоены внеочередные звания: мне — капитана, ему — полковника.

Да, щедро наградила Родина своих сынов, защитивших ее от посягательств злобного врага!

Десять лет прослужил я в Красной Армии, носил звание капитана, имел среднее образование, а все же в чем-то главном, в упрощенном ощущении мира, что ли, виделся сам себе деревенским парнем. А я стремился стать высокообразованным командиром, который, что называется, берет не глоткой, а умом и глубокими знаниями. Я хотел быть похожим на моего первого командира и учителя Николая Павловича Борисенкова, на майора Павла Григорьевича Соленова, на командующего 1-й Приморской армией Григория Михайловича Штерна. Все они были интеллигентами в полном смысле этого слова; интеллигентами не только по образованию, но и по уму, по душевной широте, по способности проникать в суть явлений.

Учеба в Военной академии имени М. В. Фрунзе, встречи со столичными людьми давали мне достаточно возможностей для того, чтобы наверстать упущенное. И вот парень, еще десять лет назад батрачивший у кулака Бескоровайного, живет в Москве, дни просиживает за толстенными учебниками, изучает военную историю, стратегию и тактику, философию, иностранные языки и многие другие дисциплины, о которых раньше и представления не имел. Привычными становятся для него слова «Канны» и «Аустерлиц», «Тит Ливий» и «Клаузевиц», «фортификация» и «сенсуализм», «интеграл» и «эпюры»… А воскресными вечерами этот недавний батрак из глухого степного села идет в Большой или Художественный театр. Впервые в жизни он слушает оперы и смотрит постановки пьес классиков мировой литературы в исполнении талантливейших артистов. Каждый новый спектакль, каждая новая книга открывают мир чувств и переживаний, ранее неведомый ему. И только занывшее вдруг к непогоде плечо вызывает в памяти картины недавнего прошлого, склоны сопок Заозерная и Безымянная, оранжевые вспышки рвущихся снарядов и гранат, лица товарищей, живых и погибших…