Марк Курлански - Гавана. Столица парадоксов

То, что определило облик и характер Кубы, а также облик и характер Гаваны — и одновременно сделало их такими разными, — это рабство. Неоднократно высказывалось мнение, что влияние рабства на современную Кубу преувеличено; однако настолько глубоко и фундаментально рабство отразилось и на Гаване, и на Кубе, что переоценить его практически невозможно.

Рабство на Кубе просуществовало дольше, чем в любой из стран обеих Америк. Когда я впервые приехал сюда в 1980-е годы, можно было встретить кубинцев, у которых бабушки и дедушки родились в Африке. Рабство здесь отменили только испанским королевским указом от 7 октября 1886 года. Это значит, что, когда Фидель Кастро пришел к власти 1 января 1959 года, рабства не было всего семьдесят два года. Куба откололась от своей метрополии только шестьюдесятью годами ранее. Рабовладельцы возражали против кубинской независимости, а их внуки составили значительную часть богатой олигархии, которая первоначально выступала против революции Фиделя Кастро.

Испанцы запустили торговлю африканскими рабами на американских континентах. Считается, что сын Христофора Колумба Диего положил ей начало в Сан-Доминго в 1505 году, однако есть свидетельства, что африканцев ввозили уже в 1501 году. В 1513 году Амадор де Ларес, богатый кубинский землевладелец, получил разрешение привезти четырех африканских рабов с соседней Эспаньолы (сегодня на этом острове находятся Доминиканская Республика и Гаити). Этот документ — самое раннее свидетельство о рабстве на Кубе. Испанские Эспаньола и Куба стали первыми рабовладельческими колониями на двух американских континентах, но на первой из них рабство отменили в 1822 году — намного раньше, чем на Кубе.

В 1533 году на Кубе произошло первое восстание рабов в одной из шахт Хобабо, что в восточной части острова. Испанцы отрубили мятежникам головы и выставили их на всеобщее обозрение.

Белые боялись африканцев и старались управлять ими с помощью страха. Не считая наказания за бунт, самая страшная судьба ждала тех, кто убегал, и все-таки рабы регулярно отваживались на побеги. Гаванские газеты писали о них в колонке под названием Esclavos profúgos («Беглые рабы»). Пойманных калечили и били чуть ли не до смерти. Беглые рабы предпочитали самоубийство поимке. Иногда им удавалось повеситься или отравиться. Бывало, помогало съесть побольше земли. Как писали современники, при отсутствии иных возможностей рабы иногда глотали язык, чтобы задохнуться насмерть. Среди невольников было распространено поверье, что после смерти они отправятся в Африку, обратно к свободе.

Чем хуже обращались с рабами, тем чаще они бунтовали, а чем больше белые боялись чернокожих, тем хуже они с ними обращались. Белые считали их примитивными животными, которые ненавидят своих хозяев и поддаются управлению только страхом. Хосе Марти был одним из первых сторонников отмены рабства и писал: «Только те, кто ненавидят негра, увидят в негре ненависть».

Хотя Куба стала одной из первых рабовладельческих колоний, на тот момент, когда британцы взяли Гавану в 1762 году, рабов там было немного, если сравнивать с другими карибскими колониями, например Гаити и Ямайкой. Именно англичане превратили город в центр работорговли. Для начала они завезли тысячу двести рабов, которых использовали при осаде Гаваны, а захватив город, они организовали невольничий рынок, чтобы их продавать. И хотя на Кубе рабы концентрировались в первую очередь на сельских территориях, центром работорговли стала Гавана.

К началу XIX века, когда город окончательно вернулся под власть испанцев, он производил огромные богатства. Причиной этому была уже не переправка ценностей из Латинской Америки в Европу, а работорговля и набирающий обороты экспорт сахара. Чем больше становился сахарный рынок, чем больше производилось сахара, тем больше рабов требовалось для работы на плантациях. Принято считать, что свыше 65 % рабов были заняты в сахарной отрасли и еще 15 % — в других сферах сельского хозяйства.

У рабов не было в прямом смысле слова ничего. Им выдавали самую грубую одежду. Во время урожая они работали по шестнадцать часов в день. Многие умирали от переутомления, но их хозяева считали, что дешевле приобрести новых, чем заботиться об уже купленных.

Работорговцы жили в роскошных особняках, которые и сегодня можно увидеть в Старом городе, — некоторые из них настолько большие, что их превратили в гостиницы. Богачи трепетно относились к предметам роскоши, одежде, украшениям, их волновало, в чем идти на бал и в театр. Они слушали концерты и оперы, в том числе произведения достаточно известных композиторов и музыкантов гаванского происхождения. Уровень жизни белого населения Гаваны был одним из самых высоких на американских континентах. Оно активно пользовалось не только европейскими предметами роскоши, но и американскими технологиями. Чтобы удовлетворить потребности сахарной промышленности, Куба обзавелась сетью железных дорог; их построили с помощью американских инженеров даже раньше, чем они появились в Испании.

В XIX веке стало больше и рабов, и свободного чернокожего населения. В 1790 году на Кубе жили 153 599 белых, 64 590 рабов и 54 151 «свободных цветных». К 1869 году белых стало 763 176, рабов — 363 286, а «свободных цветных» — 238 927 человек.

Рабов выгружали как судовой груз в гаванском порту, там же, где грузили сахар и табак. Затем их размещали в удобно расположенных загонах — один был в городе и один за городом, возле парков и площадок для отдыха. Поезд, шедший в Гавану, проезжал мимо загородных загонов, и путешественники могли развлечь себя, рассматривая из окна африканцев в клетках. Поезда зачастую наводили такой страх на тех, кто их никогда в своей жизни не видел, что люди вскидывали руки в манере, которую путешественники находили забавной. Целые семьи садились в повозки и ехали смотреть на клетки с африканцами.

Рабовладение вскрывало то варварство, что пряталось за аристократическими замашками. Дни торгов не предназначались для семейного досуга. Мужчины, потенциальные покупатели, стояли у закрытой двери, слушая крики и стоны с другой ее стороны. Наконец дверь открывалась, и покупатели проталкивались внутрь, стараясь ухватить как можно больше «отборных», как правило, обнаженных людей — столько, сколько они могли удержать руками или с помощью веревки.