Андрей Шарый - Балканы: окраины империй

Об этом проекте Буджови, известный на Балканах историк и самый популярный в Косове писатель-постмодернист, вспоминает сейчас с легкой улыбкой, как вспоминают о своей молодости люди, умудренные опытом и многого в жизни достигшие. Мы сидим в модном кафе-пекарне Bukatore в спальном районе Приштины и беседуем по широкому кругу вопросов: обсуждаем различия диалектов албанского языка, влияние Маркеса и Бабеля на современную косовскую прозу, оцениваем политическое наследие Иосипа Броза Тито и последствия провозглашения мятежной автономией независимости от Сербии. Символы и приметы этой независимости в Косове заметны на каждом шагу, прежде всего в обилии флагов и тематических памятников. Bukatore , например, расположено напротив средней школы имени первого президента Албании Исмаила Кемали. Раньше эта школа носила имя старосербского поэта Йована Йовановича-Змая, а улица (теперь — Энвера Малоку, журналиста, застреленного в конце 1990-х годов то ли агентами Белграда, то ли албанскими экстремистами) называлась Воеводы Чолака, важного полевого командира времен Первого сербского восстания [13] Первое сербское восстание (1804–1813) под руководством Георгия Пе2тровича, известного как Карагеоргий, было подавлено османскими властями. Сербское княжество как частично автономная единица в составе Османской империи образовано в результате Второго восстания (1815) под руководством князя Милоша Обреновича. Независимость Сербии была признана в 1878 году. .

Топонимические изменения ясно показывают, чем обернулась борьба за государственную самостоятельность: практически все, что прежде было сербским, стало здесь албанским. Но у этого есть предыстория. Война 1998–1999 годов сопровождалась изгнанием из области югославской армией и сербской полицией 700 или 800 тысяч албанцев; поражение режима Слободана Милошевича после вмешательства в вооруженный конфликт стран НАТО обернулось выселением 100 или 130 тысяч сербов. Почти все албанцы вернулись в свои дома. Почти никто из сербов не вернулся; теперь их в двухмиллионном Косове, по разным данным, от 75 до 100 тысяч (до войны, как считается, было около 200 тысяч). Сербское население сконцентрировано в основном на севере области, прилегающем к территории, которую контролирует Белград. Город Косовска-Митровица на реке Ибар стал фактической границей между малым сербским и большим албанским Косовом. Но и у этой драматической ситуации тоже есть вековая предыстория, которую не опишешь в одном абзаце.

Юсуфа Буджови я спросил о том, найдется ли среди его знакомых хотя бы один серб, ощущающий новое государство как свое собственное. Тот же вопрос я задавал в Косове всем подряд, и самый оптимистический ответ получил от своей новой подруги — журналистки Амры: «Вряд ли, но есть такие, кто принял новую реальность». Буджови сказал по-другому: «Не знаю, зато мне известно множество албанцев, которые от нынешней власти не в восторге». А до войны, пока Косово еще оставалось автономной областью в составе Сербии, ситуация в Приштине была зеркальной, поэтому тогда я спрашивал своих знакомых ровно о противоположном. Кинорежиссер Экрем Крюизиу в ответ пожимал плечами: «Знаете, как начинается гимн Югославии? „Эй, славяне, еще жив дух наших предков…“ Ну какое отношение эти слова вообще имеют ко мне, албанцу?» В православном монастыре Грачаница, отстояв заутреню, я беседовал с игуменьей Теодорой: отчего, матушка, сербско-албанская вражда продолжается не одно десятилетие? Монахиня вздохнула тяжело и ответила философски: «Виновата злая кровь». Такое объяснение с политической точки зрения открывает немногое, но сомневаюсь, что кто-то из сотен экспертов, глубоко изучающих эту проблему, сможет подобрать более точные слова.

Юсуф Буджови — автор албаноязычного пятитомника по истории Косова с доантичных времен до наших дней. Его монументальный труд я изучал по англоязычной выжимке, которую тоже за одну ночь не освоишь: три увесистые книги, две с лишним тысячи страниц. В общем и целом никто в мире прежде не писал о давнем и недавнем косовском прошлом в таких деталях. Буджови, например, выдвигает смелую гипотезу о происхождении своего народа от доантичных племен пеласгов, что означает: нет в Европе нации древнее албанской, и лишь немногие государства древнее протоалбанского царства, Дардании. Сочинение Буджови в научных кругах и у широкой читательской аудитории вызвало не восторги, а хулу и нервный обмен мнениями. В Белграде его раскритиковали, в частности, за то, что пребывание Косова в составе Сербии Буджови считает оккупацией. Историкам из Тираны пришлось не по нраву утверждение, что именно Косово, а не другие области следует считать ядром формирования албанской нации. Патриотически настроенные приштинские историки уверены, что Буджови дал неверную характеристику титовскому периоду, оценив его не только как сербское коммунистическое ярмо, но и как полезный (и во многом использованный) шанс для косовско-албанской культурной, научной, общественной эмансипации.

Томас Смарт Хьюз. «Албанцы преследуют неприятеля». 1820 год

Столь резкой критики труда Буджови следовало ожидать, что бы он в своих книгах ни написал: всегда найдутся люди, для которых черное недостаточно черно, а белое недостаточно бело. Два народа разделяют давно и недавно пролитая кровь, многочисленные взаимные претензии и национальные мифологии, во многом основанные на негативном восприятии соседей. Сербия в обозримой перспективе не смирится с потерей Косова, опираясь в этой своей политике на солидарность России и Китая. Очевидно и другое: успешное развитие частично признанного балканского государства возможно не то что при поддержке, но только под строгим контролем международного сообщества. Не будь в области расквартированные международной миротворческой операции, не будь здесь размещены гражданские наблюдатели и специалисты из стран Европейского союза, судьба остающихся в Косове славян оказалась бы еще печальнее. Сербские исторические и религиозные объекты на территории области — те, которые албанским экстремистам не удалось сжечь, — до сих пор находятся под иностранной военной или местной полицейской защитой.

Амедео Прециози. «Танцующие дервиши в Галате». Акварель. 1857 год. Обряд тариката мевлеви в молитвенном доме в константинопольском районе Галата

На северо-западном пограничье Османской империи ислам часто представал не как жесткая религиозная догма, а как устная традиция и эзотерическое учение, проповедующее аскетизм и повышенную духовность. Османы редко практиковали насильственное обращение в «истинную веру», и по факту получалось так, что местное фольклорное христианство постепенно заменялось фольклорным исламом, питавшимся идеями суфизма. Проповедниками выступали объединенные в многочисленные братства (самые известные из них мевлеви, бекташи, байрами) дервиши ( турецк. «бедняки») — исламские аскеты вроде монахов в христианстве и буддизме, хотя сходство это скорее внешнее. Популярность дервишей была объяснима, ведь мудрому нищему страннику легко понять нищего крестьянина. Склонность к мистике вырабатывала у многих дервишей синкретическое отношение к вере, в котором находилось место и неисламским ритуалам. Некоторые суфийские братства практиковали чуждые исламскому канону таинства причастия и исповеди, даже использовали крест в качестве символа. Утверждалось, что дервиши, часто сопровождавшие армию в походах, порой исповедовали нечто вроде криптохристианства, скрывая свою истинную веру за исламским фасадом. Эта расширенная духовная платформа привлекала многих, особенно в тех районах Балкан, где влияние христианства по каким-то причинам оказалось ослаблено. Учение мевлеви пустило корни в Боснии, а орден бекташи ( турецк . «твердый камень») после запрета властями в 1836 году перенес центр деятельности на территории современных Албании и Косова. На основе учения этого братства Наим Фрашери (1846–1900) разработал первую албанскую национальную программу — в традиционной балканской парадигме, отождествляя национальность и религию. В XXI веке бродячих дервишей с посохами уже не встретишь на балканских дорогах, но память об их спиритуальных практиках живет. «Дервиш и смерть» — так называется одно из самых глубоких произведений югославской литературы. Этот написанный в 1960-е годы роман Меши Селимовича отправляет читателя в османскую Боснию начала XIX столетия изучать внутренний мир мевлеви Ахмеда Нуруддина, проходящего искушения любовью, ненавистью, властью. Считается, что книга коммуниста Селимовича — выходца из мусульманской семьи, провозгласившего себя сербским писателем, содержит аллюзии на репрессивное титовское государство и судьбу брата, партизана-антифашиста, расстрелянного в 1944 году собственными товарищами. Но в первую очередь этот прекрасный роман — философская притча. «Живые ничего не знают. Научите меня, мертвые, как умереть бесстрашно, без ужаса , — взывает к небу Нуруддин, — ведь смерть так же полна абсурда, как и жизнь» . Древний мевлевийский ритуал сама («слышание») в туристическом мире получил известность как «танец крутящихся дервишей»; он внесен ЮНЕСКО в список нематериального культурного наследия человечества. Сама олицетворяет мистическое странствие на пути духовного восхождения к совершенству, вершина которого — экстатический транс, освобождающий дух от тяжести плоти. Мне доводилось видеть этот ритуал дервишей в Стамбуле (конечно, коммерческую версию), и, скажу я вам, невероятно быстрое, веретеном, асинхронное кружение наряженных в широкие юбки колоколом и высокие колпаки исламских танцоров производит сильное впечатление. Последователи учения бекташи высмеивают танццеремонию мевлеви как излишество в деле поклонения Аллаху. Административный центр братства бекташи располагается в Тиране, несмотря на то что коммунисты в 1967 году запретили религию, провозгласив Албанию первым в мире атеистическим государством. Запрет держался ровно столько, сколько существовал албанский коммунизм. Всемирный центр бекташи — обширный комплекс с новой мечетью, памятником основателю ордена мистику Хаджи Бекташ-и-Вели и множеством тенистых закоулков, в каждом из которых любой желающий может заняться духовным самосовершенствованием.