Андрей Шарый - Балканы: окраины империй

Георг Ковальчук. «Рагуза. 1667». Литография

Республикой Рагуза, сословные перегородки в которой были прочнее крепостных стен, управляли немногие избранные — не только в прямом смысле слова, но и в переносном. В Большой и Малый советы регулярно попадали представители нескольких дюжин самых знатных, самых богатых семей, как правило считавших себя далматинскими итальянцами. Исследование их генеалогии — отдельная дисциплина. Однажды я провел прекрасный вечер за изучением родословных и гербов Басильевичей, Бобальевичей, Бундичей, Джурджевичей, Гетальдичей, Кабужичей, Соркочевичей, Златаричей. Все эти фамилии, понятное дело, дублировались на итальянский, или, наоборот, их славянский вариант был калькой с латыни. Князья (высшая представительская должность в Рагузе) менялись часто, каждый месяц, без права потом занимать этот пост в течение двух лет, так что какая-то антикоррупционная ротация существовала, но десятилетиями ротировались одни и те же, пусть и из широкого для того времени круга.

Гундуличи, например, впервые приняли участие в управлении городом в первые десятилетия XI века и завершили эту свою миссию только в 1800 году, когда с кончиной 87-летнего Сигизмондо Доменико, последнего прямого представителя славного рода, пресеклась его мужская линия. На отдельных этапах долгого политического забега Гундуличи поставили Рагузе десятки членов Большого совета. С 1440 по 1640 год таковых насчитывается 43 человека, или 1,95 % общего состава городского органа законодательной власти, более подробную статистику опускаю. Такие данные я почерпнул, изучая итальянские источники, ссылающиеся, в частности, на авторитетный справочник по генеалогии европейской аристократии, Готский альманах. Понятно, что в этих источниках фамилия семейства обозначена как Гондола. Поучительным в современном контексте выглядит то очевидное обстоятельство, что Республика Рагуза — отсутствием социальных лифтов и фактической несменяемостью власти — губила сама себя едва ли не основательнее, чем разрушали ее притязания чужих дожей и султанов, залпы канониров Сенявина или гренадеров Наполеона. К началу позапрошлого столетия такие устроенные по феодальному принципу государства отживали свое, а потому исчезли с политической карты мира.

Внутри двухкилометровой рамки крепостных стен Дубровника я насчитал 17 статуй его небесного покровителя, святого Власия; часто он изображен с макетом города в руках. Одна скульптура отличается от остальных — святой высоко поднял свой тяжелый груз, почти заслонив лицо. Легенда гласит: когда независимость Рагузы была упразднена, городской мудрец поглядел на Власия и воскликнул: «Святой закрылся от стыда, потому что больше ему нечего здесь защищать!» Это, конечно, сильное преувеличение, хотя горечь мудреца можно понять: крепостные ворота не открывались завоевателям с XIII века. К тому времени заболоченный канал, согласно популярной исторической версии, некогда разделявший Рагузиум и Дубраву, как раз засыпали, потому что взаимные скептицизм и недоверие латинян и славян уступили место общим интересам. Еще через 300 лет бывший канал, ставший центральной улицей Страдун, удосужились замостить. У дворца Спонца поставили скульптуру рыцаря Орландо (он же Роланд), твердая правая рука которого дала название местной мере длины, дубровницкому локтю, — 51,2 сантиметра. Нынешний облик городского центра сформировался после землетрясения 1667 года. Тогда большинство каменных зданий было разрушено, а потом восстановлено, как утверждают специалисты, в формате облегченного barocco . Барокко в переводе с итальянского — склонный к излишеству. Гуляя по Дубровнику, понимаешь: если излишество правильно устранить, получается совершенство.

Иван Гундулич. Рисунок, 1861 год

В 1950 году в Дубровнике состоялась 9-я Шахматная олимпиада. По наказу коммунистической партии победу одержала сборная Югославии, на первой доске отлично играл Светозар Глигорич, имя которого мне знакомо еще по занятиям в школьном шахматном кружке. Соревнования вызвали ажиотаж, а на матче югославов с американцами (окончился вничью) три зала Галереи искусств не смогли вместить всех пожелавших стать зрителями. Но советскому гроссмейстеру шах и мат Глигорич все-таки не поставил: турнир выпал на время политического конфликта между Тито и Сталиным, поэтому страны Восточного блока свои команды не прислали. В Дубровнике, понятное дело, сошли от шахматного счастья с ума и отыскали в летописях нужную информацию: первую партию в Республике Рагуза сыграли в далеком 1422 году.

По просьбе ФИДЕ сербский скульптор Петар Почек изготовил к домашней олимпиаде раритетный игровой сет: 50 клетчатых досок и 50 двойных наборов фигур повышенной устойчивости, без религиозной символики, легких, но не выскальзывающих из пальцев, верных пропорций и чистых линий, из клена и ореха естественных цветов, с подкладками изумрудного войлока. Любой из этих комплектов, которые теперь, по уверениям знатоков, невозможно отыскать, на аукционном рынке оценивался бы в миллионы долларов. Роберт Фишер, едва ли не лучший гроссмейстер минувшего века, считал «дубровницкие шахматы» залогом побед и прятал доску вместе с фигурами в специальном сейфе.

«Дубровник — Рагуза». Открытка. 1914 год

Деревянное творчество Почека положило начало целой линейке шахматного дизайна. Югославский мастер, как считают эксперты, грамотно использовал традиции стаунтона [54] Стаунтон — разработанный в середине XIX века дизайн комплекта шахматных фигур, считающийся сейчас стандартным и рекомендованный для соревнований под эгидой ФИДЕ. Получил имя в честь сильнейшего шахматиста 1840-х годов британца Говарда Стаунтона. , вдохнув в произведения своего искусства, от пешки до короля, не только неведомые нам национальные мотивы, но и еще нечто неуловимое, вероятнее всего, то самое, что превращает безделушку в сокровище. Но мне кажется, что эта спортивно-политическая история не случайно связана с Дубровником, крепостные башни которого смахивают на шахматные фигуры, башня Минчета, например, неотличима от громадной ладьи. Юг Далмации вообще будто отелотворяет подробную романтическую вещественность в противовес тем незримым силам, которые только и приводят в движение маховик истории. Гениальный набоковский Лужин, напомню, с удовольствием играл шахматные партии вслепую, поскольку отсутствие зримых, осязаемых фигур позволяло ему лучше ощущать внутреннюю природу интеллектуальной борьбы: « …и над этим напряжением он властвовал, тут собирая, там освобождая электрическую силу ». Такого электричества заснувший во времени Дубровник, увы, лишен.