Иван Оченков - Царь [СИ]

Делать нечего, пришлось, поклонившись на прощание дьяку, надевать на буйную голову шапку, и бежать куда велено. Сторожевая изба, тоже относилась к их приказу и была местом немного зловещим. Собственно это была никакая не изба, а крепкая башня, в которую привозили злоумышленников, пойманных стрелецкими караулами. Там проводили первое дознание и если подозрения подтверждались, то узников отправляли в разбойный приказ, а то и прямо на съезжую. И хотя никакой вины Первак за собой не чувствовал, а все же сердце немного екало.

— Здорово, чернильная душа, — поприветствовали его знакомые стрельцы, стоящие на часах у ворот. — Не сопрел еще в подьячих-то?

— И вы здравы будьте, — не стал чиниться парень. — Слава богу, на службу не жалуюсь. Окольничий Вельяминов Никита Иванович здесь ли?

— Ой ли, не жалуешься, — ухмыльнулся чернобородый Семен. — Кафтан в заплатах, да в чернилах, сапоги худые. В стрельцах-то попригляднее ходил! А Вельяминов здесь, тебя дожидается.

— Как дожидается?

— Да так, уж трижды справляться присылал, не пришел ли Анциферов Первушка, а то на дыбу вздеть некого.

— Да не слушай ты Семку, — усмехнулся второй стрелец. — Ступай себе. Предупреждали нас, дескать, с приказа человек будет.

— Спаси тя Христос, Игнат, — поблагодарил его парень и прошел внутрь.

Обоих судей он нашел на втором ярусе башни, где была устроена оружейная. Вдоль всех стен были встроены полки, на которых лежало множество всякого оружия: фитильные мушкеты и пищали, перемежались с кремневыми карабинами и пистолями. С другой стороны навалом лежали сабли, палаши и связки наконечников для пик и стрелецких бердышей. Посреди стоял большой стол, за которым сидел сам окольничий, а с краешку сиротливо примостился писец и, высунув от усердия язык, записывал то, что ему диктовал расхаживающий вокруг Квашнин.

— Ружей кремневых, лютихской [37] Лютихской – льежской. работы три сотни и еще двенадцать, записал ли?

— Записал, батюшка, записал, — кивал писец, продолжая выводить пером буквицы.

— Пистолей турецких, добрых – двадцать три.

— Погоди, — прервал их Вельяминов. — Не надо их писать. У рейтар оружия не хватает, а тут такое добро!

— А у солдат начальных людей чем вооружать будем? — попробовал возразить московский дворянин.

— Сами себе сыщут!

— Так может, и кормов им давать не станем, а раздадим мушкеты, да протазаны, глядишь, и проживут, — усмехнулся тот.

— Пошути мне, — беззлобно отозвался окольничий и обернулся к двери: — Кого там нелегкая принесла?

— Я, господине, — поклонился, входя парень. — Подьячий Первушка Анциферов, принес росписи.

— Ну давай, раз принес.

Квашнин принял бумагу, и мельком глянув на нее, сунул писцу. Тот отставил перо и чернильницу развернул росписи и принялся нараспев читать:

— По повелению благоверного государя Ивана Федоровича, в белгородском полку поверстано в солдаты триста сорок шесть душ народу, разного звания, а по скудости тамошней снарядить их нечем, отчего полковник бьет челом, и просит прислать: мушкетов фитильных… не разберу, — пожаловался писец, уж больно мудрено написано.

— Мушкетов – две сотни, шеломов солдатских – три сотни, пик или бердышей – сотню, да протазанов офицерских или хоть полупик с полсотни, — тут же по памяти доложил подьячий.

— Ишь ты, запомнил, — не то хваля, не то насмехаясь, протянул Квашни. — А прочее?

Первушка тут же перечислил все до последней гривенки, что только что написал в росписи: зелье пороховое, свинец на пули, сукна на кафтаны и кожи для сапог.

— И впрямь изрядно, — отозвался молчавший до сих пор Вельяминов. — Не врал дьяк.

— Тебя в приказ Пушкарев устроил? — продолжал расспрашивать Квашнин.

— Верно, — не стал отпираться парень.

— А он тебе что – сват, брат?

— Нет, сирота я.

— Ты из каких Анциферовых будешь? — неожиданно спросил окольничий.

— Степаном батюшку моего звали, — отозвался парень. — Он стряпчим был, да сгинул где-то, а матушка в глад померла.

— В стрельцы как попал?

— К посохе прибился, а Анисим Саввич, как узнал, что я грамоте разумен к себе взял.

— А я все думаю, где тебя видел? — неожиданно раздавшийся за спиной голос ввел всех присутствующих в ступор.

— Государь!!!

— Государь, государь, — проворчал я глядя на вскочивших Вельяминова и Квашнина и бухнувшегося в ноги писца, и спросил у подьячего. — Это ты в лавке у Анисима торговал?

— Было такое, государь, — не стал отпираться с достоинством поклонившийся парень.

— Я же говорю, видел!

— И раньше еще, ваше величество, — вдруг отчаянно выпалил он.

— Это когда же?

— В остроге у Чертопольских ворот.

— Вот как? — немного недоверчиво протянул я. — Припоминаю, было там среди посохи два отрока. Один с дурацким лицом…

— Сидорка, — выпалил подьячий. — Ты еще, государь, послу ляшскому предложил его в зад поцеловать.

— Точно, — рассмеялся я. — Было дело! Не врешь, значит. А почему в ноги не кинулся, как тот убогий?

— Слышал, не любишь ты этого.

— Есть такое дело, — усмехнулся я. — Что еще расскажешь?

— Спрашивай, государь, все скажу, без утайки.

Я задумчиво оглядел молодого человека и принялся рассуждать вслух:

— Раз в подьячих служишь, стало быть, грамотный. Слушать умеешь, а услышав, понимать, значит не дурак. Опять же, не трус… а скажи мне, милый друг, чем ты Анисима прогневал, что он тебя со своего двора наладил?

— Как перед святыми говорю, ничем я Пушкареву не виноват! — горячо заговорил парень.

— А на дочек его не заглядывался? — вдруг грубовато спросил Квашнин.

— Не было такого!

— Ладно, не было, так не было, — подытожил я и обернулся к Вельяминову. — А скажи мне, господин министр, какого рожна ты тут со своим товарищем делаешь?

— Так запасы…

— Да вижу я, что запасы, а что на дьяков с подьячими в приказах мор напал? Некому подсчитать без вас!

— Ох, государь, не трави душу! — отозвался Никита. — Во всем, за что ни возьмись, нехватка. Пошли мы с Семеном дьяков, так через час полковые командиры знать будут об излишке, того и гляди на куски разорвут!

— Это верно, — вздохнул я. — Беда с оружием. Никита, ты знаешь, что у меня допельфастеры [38] Допельфастер – двуствольный рейтарский пистолет. уже ни к черту не годятся?

— Нет, государь, — всполошился тот. — Вот горе-то, у нас и мастеров таких нет, чтобы их наладить!

— Дозволь слово молвить, царь-батюшка! — неожиданно выпалил подьячий.

— Ну, молви!

— Знаю я мастера одного…

— Ты что, белены объелся! — громыхнул Вельяминов. — Да ты хоть знаешь, что это за пистолеты и какова им цена?

— Погоди, — остановил я своего окольничего. — Что за мастер?

— Первушка Исаев, с оружейной палаты.