Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

На политической и дипломатической арене советско-китайский разрыв вызывал у Кремля еще большую досаду. Хотя сам Хрущев был готов терпеть «разные пути к социализму» (при условии, что они не слишком далеко отходят от генеральной линии!), совсем иное дело — открытые обвинения против СССР в измене истинным принципам марксизма, побуждение его сателлитов и партнеров к свержению русского «ига» и компрометирование его дипломатических усилий в «третьем мире» китайской альтернативной помощью и пропагандой, тем более что маоистский вариант крестьянского коммунизма часто казался более актуальным, чем русский акцент на роли промышленного пролетариата. Это не означало, что Советская империя в Восточной Европе всерьез могла избрать китайский путь — это произошло лишь с эксцентричным албанским режимом {907} 907 См. [477; 1350; 159]. . Но Москве было крайне неприятно, что Пекин осуждал ее за подавление чешских либеральных реформ (1968), а позже — за ввод войск в Афганистан (1979). Кроме того, в «третьем мире» Китай имел большие возможности для блокирования российского влияния: он жестко конкурировал с СССР в Северном Йемене, активно строил железные дороги в Танзании, критиковал Москву за недостаточную поддержку антиамериканских движений Вьетминь и Вьетконг, а после возобновления отношений с Японией начал отговаривать Токио от плотного экономического сотрудничества с русскими в Сибири. Опять-таки эта борьба редко была равной, ведь Россия, как правило, могла предложить странам «третьего мира» гораздо больше кредитов и передовых вооружений, а также распространять свое влияние через Кубу и Ливию. Однако сама необходимость соперничать не только с США, а еще и с другим марксистским государством тревожила ее куда сильнее, чем предсказуемое биполярное противостояние двадцатилетней давности.

Таким образом, напористая и независимая политика Китая делала дипломатические отношения более сложными и причудливыми, особенно в Азии. Китайцев уязвляло сотрудничество Москвы с Индией, особенно поставки оружия индийцам после индо-китайского приграничного конфликта. Поэтому неудивительно, что Пекин поддерживал Пакистан в его столкновениях с Индией и резко негативно воспринял вторжение русских в Афганистан. Еще больше Китай оттолкнула поддержка Москвой экспансии Северного Вьетнама в конце 1970-х годов, когда последний вошел в СЭВ, а также появление новых советских кораблей во вьетнамских портах. Когда в декабре 1978 года Вьетнам вторгся в Камбоджу, Китай начал кровопролитную и не слишком успешную пограничную войну со своим южным соседом, которому русские опять-таки активно поставляли оружие. На этом этапе Москва даже более благосклонно относилась к тайваньскому режиму, и Пекин призывал США усилить свое присутствие в Индийском океане и западной части Тихого, чтобы сдерживать русские эскадры. Всего лишь двадцать лет назад Китай критиковал СССР за чрезмерную мягкость по отношению к Западу, а теперь, требовал от НАТО укрепить оборону и отговаривал Японию и ЕЭС от экономических связей с Россией! {908} 908 См. хороший краткий анализ в [161 (Bell С. China and the International Order)]; более подробно в [1389].

В сравнении с этим сдвиги, происходившие с начала 1960-х годов в западном лагере, главным образом в результате кампании де Голля против американской гегемонии, были куда как менее серьезны в долгосрочной перспективе, хотя и они тоже свидетельствовали о распаде двух блоков. Де Голль, прекрасно помнивший Вторую мировую войну, злился, что США не считали его равным; ему претила американская политика во время Суэцкого кризиса (1956), не говоря уже о привычке Даллеса грозить ядерной катастрофой всякий раз, когда возникали проблемы вроде конфликта на острове Цзиньмэнь. Хотя после 1958 года де Голль на протяжении нескольких лет был занят решением алжирской проблемы, даже в то время он критиковал Западную Европу за слепое следование (так ему казалось) интересам Америки. Как и британцы десятилетием ранее, он видел в ядерном оружии шанс, позволяющий сохранить статус ядерной державы; когда стало известно о первом испытании французской атомной бомбы в 1960 году, генерал воскликнул: «Да здравствует Франция, ведь сегодня утром она стала более сильной и гордой» {909} 909 [721, р. 103]. См. также [870; 519; и особ. 726]. . Он намеревался сделать ядерный сдерживающий потенциал Франции полностью независимым и гневно отверг предложение Вашингтона о ракетной системе «Полярис», аналогичной той, что появилась у англичан, из-за невыгодных условий, поставленных администрацией Кеннеди. Хотя это означало, что собственная ядерная программа съест гораздо больший кусок военного бюджета (возможно, до 30%), чем в других странах, де Голль и его преемники считали, что оно того стоит. Одновременно он начал выводить Францию из военной структуры НАТО, приказав в 1966 году закрыть штаб-квартиру этой организации в Париже, равно как и все американские базы на французской земле. Вместе с тем он стремился наладить отношения с Москвой, где его действия вызывали искреннее одобрение, и беспрестанно заявлял о том, что Европа должна стать самостоятельной {910} 910 См. [726; 481, р. 183ff, 20911]. .

Впечатляющие действия де Голля основывались не только на галльской риторике и культурной гордости. Благодаря плану Маршалла и другим американским грантам, а также общему восстановлению Европы в конце 1940-х годов, французская экономика быстро росла в течение почти двух десятилетий {911} 911 См. последний раздел главы. . Колониальные войны в Индокитае (1950–1954) и Алжире (1956–1962) оттянули на себя ресурсы Франции, но лишь ненадолго. Добившись очень благоприятных условий для защиты своих национальных интересов в момент создания Европейского экономического сообщества в 1957 году, Франция извлекла выгоду из этого крупного рынка, одновременно проведя реструктуризацию сельского хозяйства и модернизацию промышленности. Несмотря на критическое отношение к Вашингтону и жесткое препятствование вхождению Великобритании в ЕЭС, де Голль в 1963 году пошел на сенсационное примирение с Германией Аденауэра. И все это время он говорил о том, что страны Европы должны встать на ноги, перестать зависеть от господства сверхдержав, вспомнить о своем славном прошлом и начать сотрудничать (при этом, естественно, предполагалось, что вести их за собой будет Франция) ради не менее славного будущего {912} 912 Краткий анализ политики де Голля см. в [296, р. 229ff; 696, р. 346ff). . Это были смелые слова, но они нашли отклик по обеим сторонам железного занавеса и понравились многим, кому претили как советская, так и американская политическая культура, не говоря уже о внешней политике обеих сверхдержав.