Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

Первым и явно самым важным свойством было то, что Байрох справедливо называет «совершенно беспрецедентным ростом мирового промышленного производства» {940} 940 [48, р. 276]. в послевоенные десятилетия. С 1953 по 1975 год этот рост достигал в среднем целых 6% в год (4% в пересчете на душу населения), и даже в 1973–1980 годах средний ежегодный прирост составлял 2,4%, что очень существенно по историческим меркам. Сделанные Байрохом расчеты «выпуска промышленной продукции в мире», в общем и целом подтвержденные данными Ростоу о «всемирном промышленном производстве» {941} 941 [1104, р. 662] (главное отличие: здесь в качестве отправной точки взят 1913 г., тогда как Байрох выбрал 1900 г.). , дают некоторое представление об этом головокружительном взлете (см. табл. 39).

Как замечает Байрох, «за двадцать лет, 1953–1973, совокупный объем мирового промышленного производства составил примерно столько же, сколько за полтора века — с 1800 по 1953 год» {943} 943 [Ibid, р. 276]. . Эта разительная перемена объяснялась послевоенным восстановлением, развитием новых технологий, продолжающимся оттоком рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность, эксплуатацией природных ресурсов в «плановых экономиках» и распространением индустриализации на страны «третьего мира».

Еще больше впечатляет происходивший по все тем же причинам рост мировой торговли после 1945 года, сильно контрастировавший с ситуацией в военные годы (см. табл. 40).

Другим, еще более воодушевляющим обстоятельством, как пишет Эшворт, являлось то, что к 1957 году производственных товаров впервые было продано больше, чем сырья, что было обусловлено значительно более быстрым ростом промышленного производства, чем сельского хозяйства и добычи природных ископаемых (см. табл. 41).

Эта несоразмерность отчасти объясняется резким ростом производства и торговли между развитыми индустриальными странами (особенно членами ЕЭС); однако их повышенный спрос на сырье, а также начало индустриализации во многих странах «третьего мира» приводили к тому, что экономики большинства из них в эти десятилетия также росли быстрее, чем когда-либо ранее в XX веке {946} 946 (Ibid, р. 289]; более подробное обсуждение — в [50]. . Несмотря на урон, который западный империализм нанес многим обществам в других частях света, их экспорт и общий экономический рост все-таки выиграли больше всего именно тогда, когда промышленно развитые страны переживали период экспансии. Экономически отсталые страны, как утверждает профессор Джеймс Форман-Пек, энергично росли в XIX веке, когда «открытые» экономики типа британской активно расширялись, и сильнее всего пострадали, когда индустриальный мир в 1930-е годы впал в депрессию. В течение 1950–1960-х годов они вновь стали испытывать быстрые темпы роста, потому что развитые страны переживали бум, спрос на сырье повышался и индустриализации подвергались все новые и новые регионы {947} 947 См. (395, р. 376]. . После самого низкого уровня в 1953 году (6,5%) доля стран «третьего мира» в промышленном производстве, как показывает Байрох, неуклонно возрастала: сначала до 8,5% (1963), затем до 9,9% (1973) и, наконец, до 12,0% (1980) {948} 948 См. [48, р. 304]. . По оценкам ЦРУ, доля экономически отсталых стран в валовом мировом продукте тоже выросла от 11,1% в 1960-м до 12,3% в 1970-м и 14,8% в 1980 году {949} 949 См. табл, в [969, р. 8]. .

Однако, учитывая численность населения в странах третьего мира, можно утверждать, что их доля в мировом производстве все равно оставалась непропорционально низкой, а бедность — ужасающе явной. Средний ВНП на душу населения в индустриальных странах равнялся $10 660 в 1980 году, но в странах со средним уровнем доходов, таких как Бразилия, он составлял только $1580, а в беднейших странах «третьего мира», например в Заире, — жалкие $250 на душу населения {950} 950 См. [115, р. 96] и [50] — с хорошей библиографией (р. 250–252). . Дело в том, что, хотя их вклад в мировое производство увеличивался в целом, эта прибавка неравномерно распределялась между экономически отсталыми странами. Различия в уровнях доходов тропических стран были значительными даже после ухода колониалистов (а во многих случаях такими же, как до эпохи империализма). Они усугублялись неравномерностью спроса на продукцию в разных странах, а также зависели от объема иностранной помощи, превратностей климата, политики, экологической ситуации и неподконтрольных им экономических сил. Засуха могла разрушить хозяйство страны на долгие годы. Гражданские войны, деятельность партизан или насильственное переселение крестьян приводили к спаду сельскохозяйственного производства и торговли. Падение цен, скажем, на арахис или олово могло почти совсем остановить монотоварную экономику. Увеличение стоимости кредитов или скачки курса доллара США способны были нанести сокрушительный удар. Нарастающая как снежный ком численность населения, вызванная успехами западной медицины в лечении болезней, приводила к дефициту продовольствия и грозила свести на нет прирост общего национального дохода. С другой стороны, существовали страны, где произошла «зеленая революция» и сельское хозяйство сильно выиграло от внедрения новых технологий и сортов растений. Или же огромные доходы тех государств, которым в 1970-е годы повезло добывать нефть, превращали их в отдельную экономическую категорию, хотя даже так называемым слаборазвитым странам — экспортерам нефти пришлось нелегко, когда в начале 1980-х нефть резко подешевела. И наконец, еще одним значительным фактором было появление среди стран «третьего мира» «торговых стран», как их назвал Ричард Роузкранс, — Южной Кореи, Тайваня, Сингапура и Малайзии, шедших по стопам Японии, Западной Германии и Швейцарии, развивавших предпринимательство и стремившихся поставлять промышленные товары на мировой рынок {951} 951 См. [1090, особ. ch. 7; 1203]. .