Евгения Иванова - Ад-184 [Советские военнопленные, бывшие узники вяземских «дулагов», вспоминают]

Из нашей большой семьи Захаровых ушло на войну пять человек: 1) Захаров Алексей Андреевич (1905–1942?), его отец Андрей Захаров и мой родной дедушка Степан Захаров были родными братьями; 2) Захаров Семен Степанович (1916–1943?), младший брат моего отца Еремея Степановича Захарова; 3) Захаров Георгий Петрович (1910–1973), его отец Петр Захаров и мой дедушка Степан Захаров также были родными братьями; 4) Захаров Петр Петрович (1917–1996), младший брат Георгия Петровича; 5) Сергеев Петр Михайлович, его мать Февронья Сергеевна и моя родная бабушка Елена Сергеевна были родными сестрами. Петр Михайлович был призван в начале войны, будучи студентом Финансового техникума, пропал без вести. Из них вернулись только двое: Георгий Петрович, был призван в 1941 г., учитель математики и физики, служил на Втором Украинском фронте, участник битв на Курской дуге, освобождения Праги, Лейпцига, Дрездена, обороны Ленинграда, награжден тремя медалями „За отвагу“, вернулся в 1946 г.; его брат Петр Петрович, был призван в 1943 г. и вернулся в 1947 г., служил в пехоте, был рядовым. Все они родились в Онерском наслеге Усть-Алданского района Якутской АССР. Захаров Семен Степанович был призван Усть-Алданским РВК, Сергеев Петр Михайлович был призван Якутским РВК.

Захаров Алексей Андреевич до сих пор считался без вести пропавшим. Он работал в Якутском книжном издательстве редактором, его вдова Татьяна Степановна Протодьяконова работала там же корректором. У них не было детей. Когда она была жива, летом во время отпуска приезжала к нам и отдыхала, когда я училась в младших классах.

Каждый из нас, зная, что никогда не найдет тела своего родственника в этих многочисленных рвах, канавах, где не по-человечески захоронены наши солдаты, все равно хотел увидеть и найти то место, где можно склонить голову перед их памятью, возложить цветы… В этом плане нам, родственникам погибших в лазарете № 2, повезло. По якутскому обычаю, я привезла на предполагаемую могилу Алексея Андреевича в мешочке горсть земли из его родной деревни, выбрала одну яблоню и совершила якутский обряд.

Когда мы посещали территорию лазарета № 2, шел проливной дождь, как будто вместе с нами, живыми, оплакивала природа их, не нашедших покоя в земле.

2 мая после городского митинга нас повезли на территорию лазарета № 1, там все еще стоит здание лазарета, как безмолвный памятник, но рядом, на большом пустыре, где лежат кости тысяч наших солдат, пустота, ничего нет. Родственники бросают на землю гвоздики, и они на черной земле лежат, как капли крови тех погибших, души которых до сих пор не нашли покоя. Жуткая по своей необъяснимости картина…

Когда 2 мая мы приехали в Вязьму из многих регионов России почтить память погибших родственников и проезжали в автобусе по городу, меня не покидало ощущение того, что этот город очень знаком, хотя я в нем никогда не бывала. И только вечером, во время встречи в Литературном салоне, у меня оформилось в сознании это впечатление от города и осознание того ощущения, которое не покидало целый день. Несмотря на то, что прошло 70 лет, г. Вязьма напоминал, оказывается, город из кинохроник военных лет, которые я когда-то видела в детстве…

Территория воинских захоронений занимает в городе такую большую площадь, что создается впечатление, будто г. Вязьма стоит на костях погибших солдат…

Чтобы понять и осмыслить масштабы Вяземского котла, нужно обратиться к книге Л. Н. Лопуховского „1941. Вяземская катастрофа“. В ней говорится о том, что по своим масштабам Вяземский котел был сравним с Киевским котлом в первые дни войны. В окружение под Вязьмой попали 4 армейских управления, 37 дивизий, 9 танковых бригад, 31 артиллерийский полк РГК, только безвозвратные потери Красной армии превысили 380 000 человек. После вяземской катастрофы судьба Москвы висела на волоске.

Переосмысливая эту чудовищную катастрофу, приходишь к мысли о том, что такая масштабная трагедия касается не только одной Вязьмы и даже не одной Смоленской области. Это касается всей России и стран СНГ. Об этом должны знать во всем мире, во всех регионах России и странах СНГ будущие поколения. Для этого должно быть принято решение правительства г. Москвы и РФ о большом Вяземском мемориале замученным солдатам и гражданскому населению в назидание будущим поколениям. Он должен быть таким, как это сделано в Освенциме, Дахау и других концентрационных лагерях. К мемориалу жертвам „Дулага-184“ должны приезжать поклониться со всех концов России, СНГ и всего мира».

В Списках, захваченных Смершем 33-й армии в г. Вязьме, в которых содержались сведения о советских военнопленных и гражданском населении, умерших мучительной смертью в лазаретах № 1, 2, 3 «Дулага-184» за семь неполных месяцев 1942 г., всего насчитывается 524 списка на 5 430 человек (после корректировки поисковиками).

Главные врачи лазаретов («главный врач», «старший врач», «начальник лазарета»), как это было заведено во многих немецких лагерях, с помощью медперсонала вели учет умерших военнопленных, ежедневно составляли лично или подписывали уже подготовленные списки умерших с указанием их имен, даты рождения, национальности, домашнего адреса, даты смерти. Как сообщалось выше, в списках 3-го лазарета указывалось воинское звание военнопленных, в списках 2-го лазарета — воинское звание и наименование воинской части. Списки писались в день смерти узников или на несколько дней позднее. В лазарете № 1, как вспоминала Софья Анваер, сводки об умерших в лазаретах подавались врачами позже на 2–3 дня, для того чтобы за счет «несписанных», но уже погибших людей хоть как-то подкормить живых, особенно тех, кто в этом крайне нуждался.

Обращает на себя внимание то, что списки узников, умерших в лазаретах «Дулага-184», написаны четкими разборчивыми почерками образованных людей, профессиональных медиков. Некоторые из них знали немецкий язык, подписывали списки и иногда писали к ним комментарии на немецком языке (М. Ю. Чуловский, Н. И. Игнатов, В. И. Филимонов, А. С. Шубин, А. Ф. Орлов и другие).

Военврачи лагеря не могли не отдавать себе отчет в том, что списки погибших воинов-великомучеников — единственная возможность донести до «большой земли», прежде всего до семей узников, достоверные сведения об их судьбе и местах захоронений — данные о погибших записывались по возможности с максимальной точностью. Исключительно благодаря этим спискам стали известны имена военнопленных, прошедших через «Дулаг-184» в 1942 г., большинство которых умерло в его лазаретах.

К сожалению, значительная часть таких ежедневных списков утрачена: так, например, в июле 1942 г. в лазаретах № 1, 2, 3 списки погибших имеются соответственно только за 12, 14 и 8 дней. За октябрь 1942 г. списки погибших сохранились: в лазарете № 1 — только за 8 дней, в лазарете № 2 — за 9 дней, в лазарете № 3 — за 10 дней.