Рональд Кларк - Рождение бомбы

Они решили использовать личные знакомства. В том же университете работал М. Олифант, австралиец, прибывший в Англию в конце 20-х годов. Этот ученый был занят секретной работой для адмиралтейства, и именно тогда, в феврале 1940 г., он создал магнетрон — сердце всех современных радаров. Его лаборатория была, конечно, строго запретной как для Пайерлса, так и для Фриша. На любое упоминание о том, что там делалось, было наложено строжайшее «табу». Но если Олифант иногда размышлял вслух среди своих коллег о том, как лучше решить некоторые чисто академические проблемы, то никому не возбранялось участвовать в разговоре и искать правильные решения. Следовало, однако, остерегаться нескромных вопросов о происхождении и применении подобных проблем.

Пайерлс и Фриш решили посоветоваться с Олифантом. Изложив свою теорию и показав полученные цифры, они попросили его проверить, нет ли каких-либо ошибок в их аргументации или в вычислениях. Ошибок он не нашел, и его совет был кратким: «Пишите Тизарду».

Такой совет мог показаться странным, так как Тизард, председатель комитета, в то время в основном занимался вопросами радиолокации. Но «гвоздем» этой идеи было то, что, во-первых, ядерное оружие, как предполагали, будет иметь вид бомбы, а за бомбы всю ответственность несло министерство авиации, под контролем которого работал комитет Тизарда. Во-вторых, состояние дел в то время требовало почти исключительно внимания физиков, большинство которых уже занималось решением проблем для комитета Тизарда. В-третьих, в Британии в начале 1940 г. не существовало научной организации, в задачу которой входило бы определение военного значения новых научных открытий. Исследовательские учреждения всех родов войск и министерство снабжения имели дело главным образом с усовершенствованием существующих или с разработкой новых видов оружия для специальных целей. Урановой бомбой ни одна из этих организаций не занималась. Так было до осени 1940 г., когда учредили научный консультативный комитет — комитет Ханки, в задачу которого входила выработка рекомендаций правительству о перспективах именно таких проектов, как проект Пайерлса и Фриша.

Итак, Пайерлс и Фриш составили краткое письмо, приложив к нему техническую документацию, где излагалось в общих чертах возможное устройство урановой бомбы. Этот машинописный документ на трех или четырех страницах они направили Гизарду. Обычным порядком было получено вежливое приглашение.

Пайерлс вспоминает: «При встрече нам было сказано, что вопрос по своему характеру является серьезным военным секретом и поэтому мы, вероятно, не сможем услышать что-нибудь большее».

По-своему, это было совершенно резонно. Но тут же возникали два любопытных вопроса. Во-первых, если предложения Фриша и Пайерлса подлежали серьезному обсуждению, то было трудно определить, кто же мог в этом принять участие: почти все компетентные ученые были уже полностью заняты. Оставались такие, кому строжайше запрещалось участвовать в обсуждении даже самых незначительных деталей секретной информации. Во-вторых, в парадоксальном положении оказались и сами Фриш и Пайерлс: несмотря на осторожность, им пришлось иметь дело с военными секретами, к которым их не допускали.

«В то время,— рассказывает Пайерлс,— положение казалось несколько затруднительным. Но мы готовы были упорно идти дальше, с тем чтобы материал попал для использования в

руки справедливых людей». Несомненно, Фриш и Пайерлс слышали о проекте боевых танков, поданном в начале столетия, и о резолюции на нем: «Сумасшедший человек». Они, по меньшей мере, опасались долгих ящиков.

«Вначале казалось, что никакого прогресса не было, и через некоторое время ученые решились на дальнейшие действия. Лбы стремились к тому, чтобы наша идея попала к человеку, который мог бы что-нибудь сделать,— вспоминает Пайерлс.— В конце концов я написал проф. Томсону, который, как я знал, прошлым летом занимался делением урана». Томсон был, конечно, рад письму Пайерлса, поскольку кажется почти одновременно, до него дошли по официальным каналам материалы с предложением Пайерлса и Фриша.

* **

Здесь необходимо продолжить рассказ о Томсоне. Напомним, что, если судить по его экспериментам в Имперском колледже, казалось невозможным в близком будущем использовать ядерную энергию как оружие.

В тот день, когда началась война, Томсон оставил свою лабораторию в Имперском колледже и направился в одно из учреждений ВВС в Фарнборо. С 1937 г. он являлся членом исследовательского комитета по аэронавтике. Было предусмотрено, что при возникновении войны ученый получит назначение именно туда.

Сначала Томсон жил в Шэклфорде, позднее перебрался в Паттенхэм, где и получил письмо от Пайерлса. Содержание письма не было новостью для Томсона, поскольку ему, как члену комитета Тизарда, уже поручили прокомментировать первоначальное обращение Пайерлса и Фриша.

Этот комитет, значительно расширившийся после начала войны, теперь собирался уже не в Лондоне, а в Оксфорде. Здесь, в тихом университетском городке, ученые и высшие офицеры королевских военно-воздушных сил рассматривали утверждения, по-видимому фантастические, о возможности сооружения бомбы, во много раз более разрушительной, чем все оружие, которое в то время мог доставить целый воздушный флот. Более того, эта идея возникла независимо в двух различных университетах — Ливерпульском и Бирмингамском. Несмотря на всю необычность, эта идея, несомненно, представляла собой отличный объект для исследования. Итак, после краткой дискуссии между членами комитета было решено, чтобы Томсон создал небольшую группу. В ее обязанности входило: во- первых, проверить проблему в целом; во-вторых, координировать работу по мере ее прогресса и, в-третьих, доложить о том, заслуживает ли все это дело затраты усилий. Формулировка в том виде, как она дана позднее в официальных «Заявлениях, относящихся к атомной бомбе», может показаться несколько нестрогой.

Теперь трудно понять, как вообще могли возникать какие- либо сомнения в том оружии, которое, будь оно вовремя готово,- сделало бы ненужными смерти многих тысяч летчиков при бомбежке Германии (эти бомбежки по сравнению со взрывом атомной бомбы были не больше, чем елочные хлопушки). Но тогда проблема не представлялась столь простой. К тому же налицо было нежелание ввязываться в долгую канитель, неизбежную при разработке любого оружия, прототип которого не представляли себе хорошо даже в самом общем виде. «Вы должны понять,— говорил Тизард весной 1940 г. помощнику начальника штаба авиации,— что любой проект, осуществляемый для того, чтобы иметь какое-то влияние на ход войны, должен быть проверен, испытан и уже после этого пущей в работу. Таких проектов имеется около пяти, и усилия, необходимые для их осуществления, поглотят все людские и промышленные резервы». Суждения Тизарда были здравыми.