Рональд Кларк - Рождение бомбы

Жолио-Кюри. человек действия и мысли, как показала его последующая деятельность во французском Сопротивлении, добился встречи с Раулем Дотри, французским министром вооружения, человеком, в характере которого причудливо сочетались обскурантизм и проницательность. Дотри, например, мало верил в самолеты как в оружие для наступления и обороны. Но вот однажды он прочел в популярной статье, что если бы оказалось возможным расщепить атомы, из которых состоит обыкновенный стол, то заключенной в них ядерной энергии было бы достаточно для уничтожения мира. Эта идея пленила его, и он с интересом выслушал рассказ Жолио-Кюри о работах, проводившихся тогда в Коллеж де Франс. Министр пообещал оказывать всевозможную помощь.

Дотри был хозяином своего слова. «Вскоре после этой встречи,— рассказывает Халбан,— мне пришла в голову мысль использовать в качестве замедлителя графит. Существенная особенность любого замедлителя — высокая степень чистоты. Я начинал свою сознательную жизнь как химик и помнил, что именно графит выпускался промышленностью с большей степенью чистоты, чем какой-либо другой материал». Жолио направился к Дотри и попросил обеспечить его коллектив графитом. Министр подыскал источник снабжения графитом в Гренобле и получил разрешение пользоваться им. Вскоре после этого Халбан и его помощники работали в сердцевине глыбы чистого графита десять футов высотой и пять квадратных футов сечением. Но результаты были неясными. Ученые предполагали, что графит и уран, смешанные вместе в виде гомогенной (однородной) массы, не вызовут цепную реакцию, но такую реакцию можно получить в гетерогенной (неоднородном) системе — системе, в которой урановые блоки были бы установлены внутри графитовой решетки. Относительно последнего предположения существовали некоторые сомнения; их можно было разрешить только с помощью таких физиков-теоретиков, как Перрен, который по-прежнему продолжал обслуживать прожекторную установку.

Вскоре после этого бесплодного эксперимента Халбану пришла в голову мысль использовать в качестве замедлителя тяжелую воду. Впервые ее получил проф. Г. Юри, награжденный за это Нобелевской премией. Тяжелая вода уменьшает скорость нейтронов, но редко поглощает их. В обычной воде на каждые 5000 атомов водорода содержится только один более тяжелый изотоп. К 1939 г. были разработаны различные методы отделения тяжелого водорода от обычного и поэтому в очень небольших количествах тяжелая вода стала доступной для исследований. Расчеты показали, что тяжелая вода в качестве замедлителя была бы идеальным веществом, так как она способна замедлять свободные нейтроны до нужной степени, не поглощая их. Поэтому необходимо было получить тяжелую воду и при этом в достаточном количестве. Жолио-Кюри снова обратился к министру вооружения.

В то время, в первую зиму войны, тяжелая вода производилась в промышленном масштабе только в местечке Рыокан (центральная Норвегия), где фирма «Норск Хайдро» в 1934 г. пустила завод по ее выработке. Производство росло медленно, и к началу войны было изготовлено очень небольшое количество этого продукта. Большую часть его фирма продала в различные европейские лаборатории для научных экспериментов. До конца лета 1939 г. немцы закупили тяжелой воды очень немного и, казалось, проявляли мало интереса к ней.

При встрече с министром вооружения Жолио-Кюри сказал, что, по его подсчетам, существующий в Норвегии запас дал бы ему возможность выполнить «решающий эксперимент». Дотри спешно принял меры Министру повезло, поскольку ему удалось найти человека, очень подходящего для решения такой задачи. Это был лейтенант Жак Аллье, член правления одного из банков Франции, призванный как офицер-резервист. Он числился во Втором бюро — одном из органов военной разведки, следовательно, мог знать о различных шагах, предпринимавшихся немцами для развертывания ядерных исследований. Положение Аллье в банке имело почти такое же важное значение, поскольку банк интересовался делами фирмы «Норск Хэндро». Лейтенанту Аллье было предложено приобрести и вывезти из Норвегии тяжелую воду.

В начале марта 1940 г. Аллье тайно покинул Париж и направился в Осло. Во время короткой остановки в Стокгольме к нему присоединились еще три сотрудника Второго бюро — капитан Мюллер, лейтенант Моссе (позднее, в гражданской жизни, профессор Сорбонны) и М. Кнолль-Дема.

Перед отъездом в Осло Аллье ознакомил Дотри с последними новостями. В основном они были тревожными. Германские власти в то время уже полностью изменили свое отношение к ядерным исследованиям: если раньше они проявляли мало интереса к продукции Рьюкана, то теперь создавалось впечатление, что они срочно решили обеспечить себя наличным запасом тяжелой воды в Норвегии, Представитель немецкого концерна «И. Г. Фарбен» даже сообщил лично Акселю Ауберту, генеральному директору «Норск Хайдро», что его фирма была бы готова дать ему весьма важный заказ на тяжелую воду. К счастью, Ауберта не убедили уклончивые объяснения представителя «И, Г. Фарбен» относительно использования этой воды, и он заказ не принял.

Аллье, покидавший Париж, был предупрежден членами коллектива Жолио-Кюри о соблюдении особых предосторожностей при транспортировке тяжелой воды. Наиболее важным было предупреждение, чтобы металлические канистры с тяжелой водой не имели ни малейших примесей кадмия или бора. Ничтожнейший след одного из этих элементов сделал бы драгоценный материал окончательно непригодным для ядерных исследований. Поэтому Аллье было приказано в случае неудачи тяжелую воду отравить кадмием или бором.

Однако этого делать не пришлось. Аллье, начав предварительные переговоры в Осло с Аубертом и его помощником Гарбеиом, вскоре почувствовал, что его миссия увенчается успехом. В своем докладе Дотри, который был опубликован после войны, он так обрисовал обстановку: «Д-р Ауберт был очень доволен тем, что я приступил к делу совершенно откровенно. Страстно интересуясь научными исследованиями (Ауберт дал свое имя фонду, предоставленному в распоряжение университета в Осло), он с энтузиазмом встретил мое сообщение о том, для какой цели Франция использует тяжелую воду, производимую его компанией. В конце нашей встречи Ауберт объявил, что готов вести переговоры с Францией и при наличии германского «окружения». Встреча была чрезвычайно сердечной... Я хорошо понял чувство ответственности и величайшую честность этого человека... Таким образом, единственной тактикой, которая могла принести мне успех, было обращение к его лучшим чувствам; благодаря ведению дела именно с таких позиций и взывая к дружеским чувствам Ауберта по отношению к Франции, я получил его согласие на значительно большее, чем мы надеялись».