Рональд Кларк - Рождение бомбы

В течение немногих дней соглашение было выработано и подписано Аллье и Аубертом. Согласно этому документу, Франция могла во время войны свободно пользоваться всей тяжелой водой (всего около 185 килограммов), имевшейся в наличии на заводе в Рыокане. Кроме того. Франции предоставлялось предпочтительное право на всю тяжелую воду, которая в дальнейшем будет произведена на этом заводе. Успех миссии Аллье объясняется не только его предприимчивостью и способностями, но и недвусмысленной и прямой линией. занятой Аубертом.

«Когда мы завершили выработку соглашения,— пишет Аллье в своем докладе,— я почувствовал, что из соображений порядочности, а также и с целью проверки твердости принятого Аубертом решения должен раскрыть ему далеко идущий характер исследований, проводимых во Франции, и их военный аспект. Ауберт, глубоко взволнованный, сказал мне, что его решение укрепилось еще больше».

Сразу же после подписания документа возникла проблема доставки тяжелой воды из Норвегии во Францию без вмешательства немцев, которые, как предполагалось в то время, знали о визите Аллье. Позднее допускали, что имела место «утечка» информации из Парижа вскоре после получения Аллье инструкций от Дотри. Было ли так на самом деле или нет, но в Осло Второе бюро информировало Аллье о расшифровке немецкого сообщения, где он упоминался как лицо подозрительное, которому следует препятствовать.

Было признано неблагоразумным приобретать сварные канистры у какой-нибудь фирмы в Осло, так как жесткие требования к ним могли бы послужить ключом к раскрытию их назначения. Поэтому их заказали в сварочной мастерской в окрестностях Осло одному рабочему, который выполнил работу настолько искусно, как позднее в этом убедился коллектив Жолио-Кюри, что вряд ли какая-нибудь сварочная фирма в стране могла сделать лучше. Канистры эти были направлены в Рьюкан, наполнены и тайно возвращены в Осло, где их сложили в доме, принадлежащем французскому посольству.

Следующим встал вопрос о вывозе канистр из Норвегии. Сначала предполагалось, что их может забрать подводная лодка, но этот план отвергли. Наконец, в начале марта четыре француза с тринадцатью канистрами тяжелой воды (половина всего количества) прибыли на аэродром в Форнебю, в нескольких милях от Осло. Аллье и Моссе открыто провели все приготовления к посадке на самолет, вскоре взлетевший и направившийся в Амстердам — в свой обычный ежедневный рейс. Но как раз к моменту взлета по тщательно разработанному плану канистры были погружены во второй самолет, на который Аллье и Моссе под вымышленными именами купили себе билеты. Оба они поднялись на борт, и самолет немедленно взлетел, направляясь в Эдинбург. Операция была тщательно разработана во всех деталях, чтобы ввести в заблуждение немцев, которые обыскали самолет, взлетевший первым, еще до посадки в Амстердаме.

Как только самолет поднялся в воздух, Аллье объяснил пилоту, что он и его спутник — французские офицеры, выполняющие весьма важную миссию. Они договорились, что если в стороне от норвежского побережья встретится неизвестный самолет, который попытается приблизиться к их самолету, то они уйдут в облачный слой и будут там пересекать Северное море. Облачность была настолько сильная, что они вместо Британии попали в Шотландию. Аллье и Моссе со своим драгоценным грузом провели ночь в Эдинбурге, а на следующий день к ним присоединились Мюллер и Киолль-Дема, доставившие остальные тринадцать канистр. Все они сели на лондонский поезд и достигли побережья Канала, проехав в военное время через Британию без всякого вмешательства со стороны британских властей, которым ничего нс было известно ни об их миссии, ни об их грузе.

Канистры с тяжелой водой поместили в купе, которое заняли эти четыре человека. В течение всего путешествия (от Шотландии через всю Британию до помещения французской военной миссии в Лондоне и затем до побережья) один из них стоял на часах, олицетворяя собой вооруженную охрану мирового запаса тяжелой воды. За время всей операции ни один из товарищей Аллье не задал вопроса о том, что находится в таинственных канистрах. И лишь в 1945 г. им наконец стало об этом известно. К 16 марта Аллье и его товарищи вернулись обратно в Париж, и весь мировой запас тяжелой воды был надежно упрятан в подвалах Коллеж де Франс. В столице нервозность и недоверие как продукт немецкой психологической войны чувствовались во все возрастающей степени, и подозревались все, кто имел хоть какой-нибудь контакт с Германией или Россией, пока еще находившейся в рамках пакта о ненападении с рейхом.

Теперь Халбан, который вместе с Жолио-Кюри был инициатором постановки вопроса о тяжелой воде перед министерством вооружения, рассматривался как недавний иностранец из вражеского лагеря, только что получивший права французского гражданства. Коварски, другой коллега Жолио-Кюри, был в таком же положении. Второе бюро не могло этого «переварить» и, несмотря на доводы Жолио-Кюри, приняло решение убрать Халбана и Коварски из Парижа на время проведения операции с тяжелой водой. «Нам предложили провести отпуск в провинции,— рассказывает Халбан.— После доставки тяжелой воды в подвалы Коллеж де Франс мы получили приглашение вернуться назад и начать работу с ней».

оздание в апреле 1940 г. комитета Томсона означало, что впервые появилась субсидируемая правительством (правда, не очень щедро) организация, которой было поручено заниматься специально бомбой. Во Франции работа коллектива Жолио-Кюри сосредоточивалась на возможных путях применения ядерной энергии для производства нужной в военное время промышленной энергии. В Германии работа продолжалась так же усиленно, как и во Франции, хотя и на значительно более ранней стадии.

Комитет Томсона в одном очень важном отношении отличался от всех остальных исследовательских коллективов военного времени в Британии. Большая часть работ носила характер усовершенствования военной техники — танков, средств борьбы с ними, пушек, зенитных снарядов и т. п. Здесь налицо была прочная база нс только теоретических, по и практических знаний и опыта, опираясь на которую мог работать конструктор оружия. Ведь всегда можно было найти человека, пользовавшегося оружием, подлежащим усовершенствованию, который указал бы его недостатки и пути их устранения. В случае же с урановой бомбой, как ее иногда называли, такой прочной базы предшествующих знаний не существовало. В одном отношении это облегчало задачу ученых, работавших в комитете Томсона, так как у них не было необходимости рассматривать тактические или стратегические особенности оружия, практическую осуществимость которого они исследовали. Было естественно, что они пытались постигнуть его как средство, поддающееся управлению в тех размерах, в каких возможно, но за пределы этого им не было необходимости выходить. Может быть, это было и хорошо; даже в конце войны, когда уже было испытано новое оружие в пустыне Нью-Мексико, некоторые из военных начальников не понимали «азбуки предмета». Они рассматривали атомную бомбу точно так же, как и любую другую, разве только с более мощной взрывчаткой, придуманной группой ученых, мало что смысливших в серьезных делах войны.